Геополитика и Weltpolitik.
Интересно обращение геополитики с понятием «мирового», отмеченное Цымбурским в связи с Маккиндером. Неотъемлемой от геополитики он считает доктрину «евроазиатского хартленда как ключа к мировому господству». Можно предположить в геополитике убежище для неудачливой Weltpolitik. Геополитика скрывает мировое измерение политик, которыми хочет манипулировать, по возможности не упоминая про «управление миром».Отсюда такой признак вторичности, как
Вообще идея «господ и господств» абсолютно интимна для геополитики. Опять-таки сошлюсь на Цымбурского с идеей «приморья-римленда как инкубатора держав – мировых господ», выдвинутой в 1916 году Семеновым-Тян-Шанским и также отнесенной Цымбурским к числу ключевых для геополитики. Всякий раз мы находим почти мгновенную проекцию моды на глобус.
Идея господства, неудалимая из геополитики, в XXI веке дожила до момента медийной востребованности. Не в силах принести пользу любой политике – даже гегемонистской! – она штампует образы вульгарной конспирологии в деградирующем поле массового сознания. Не исключая, разумеется, и демократического. Цымбурский предупреждал против «демонов», какими становятся политически заряженные картины мира, «включая сюда и традиционные для нации геополитические коды». Знал бы Вадим, что в демона легко обратить и само понятие «традиционного геополитического кода нации».
Правда, при этом величественная постройка суверенитета лишается внутренней жизни и даже национальной идентичности русского. Здесь справедлив приговор Цымбурского такой геополитике как деятельности, которая «имитирует процесс принятия политических решений, а иногда прямо включается в этот процесс». Добавлю, что включение в процесс происходит на третьестепенных ролях необязательной апологетики кем-то принятых решений, подбора извинений для наиболее идиотских из них и говорящих голов в телешоу.
Но есть ли вообще в геополитике что-либо кроме этого?
Цымбурский говорит о парадоксе Российской империи, которая на подъеме выстраивает свое мировое место в мире, уже выстраиваемом
Сквозное у Цымбурского, но отнюдь не только у него, – рассуждение о сближениях и вражде разных мировых «лагерей». Но этот архаизм из военного лексикона стал осмысленным политическим термином только после Ялты, в эпоху холодной войны ХХ века. Коалиции прежних времен были текучи и подвижны, они не были зафиксированными на глобусе лагерями, зорко отслеживающими любое проникновение в свою зону. Внутри геополитики понятие «центра влияния» и «лагеря» постоянно является фактической модернизацией, навязывающей современные страсти другим эпохам, а точнее – вчитывающей их туда.
У В. Л. Цымбурского ссылка на Паркера, который рассматривает мир из отдельных
Пространство выступает внешним по отношению к истории этих миров, как бы заранее им предначертанное, а не проблематизирующее. Смысл борьбы за это стерильное пространство разъясняется через такие же самозамкнутые стерильные понятия «выхода к морям», «незамерзающих портов», «буферных пространств».
Трудно отделаться от впечатления, что геополитическое мышление представляет собой радикальный разрыв с христианским мышлением о государстве. Геополитика антиуниверсальна, и выстраиваемые ею схемы под «центрами» обычно разумеют автономные миры.
Эти миры не самодостаточны лишь в силовых схемах относительно друг друга, представляясь самодостаточными внутренне.