Система (сборник)

– Вы же знаете, у меня борода необычная, ее лучше не трогать. Помните, что случилось, когда два года назад инструктор политотдела заставил меня ее сбрить? – многозначительно, с намеком спросил Юра.

* * *

Это была еще та история. Прицепился к нему молодой инструктор политотдела спецчастей с требованием сбрить бороду. Да так прицепился, как будто это стало целью его жизни. Юра ему по-хорошему объяснял, что бороду лучше не трогать, но силы были не равны, инструктор подключил к борьбе с бородой начальника политотдела. Кувалдин сдался. Но перед тем как сбрить, публично заявил, что за последствия будет отвечать инструктор. Юра был так настойчив, что инструктор подумал – может, Бог с ней, с бородой? Но было уже поздно.

Бороду он сбрил, а на следующий день умер Брежнев. Жизнь для инструктора превратилась в ад.

При каждой встрече Кувалдин обвинял его в кончине генсека, при этом он был настолько убедителен, что у инструктора в голове щелкнул какой-то рычажок. Полный раскаяния, он написал рапорт начальнику политотдела о том, что Брежнев умер по его вине. Больше его никто не видел.

* * *

Глаза особиста налились кровью, он перестал себя контролировать:

– Ну ты, Хоттабыч хренов! Если ты сейчас же не сбреешь бороду, я тебя…

Дальше он очень образно и совсем нелитературно объяснил Юре, что он с ним сделает.

Кувалдин ломал комедию по полной. Как римский патриций в сенате, он взмахнул рукой и обратился к офицерам:

– Призываю вас в свидетели. Иду сбривать бороду по приказу этого человека.

Юра ткнул пальцем в особиста и ушел бриться.

Весь вечер по радио и телевидению передавали «Лебединое озеро».

Утром свежевыбритый, благоухающий тройным одеколоном Кувалдин прибыл на службу. На него с опаской косились и сторонились.

– Чего случилось?

Юре молча передали свежую «Правду». Рядом с траурным портретом Андропова он прочитал:

«9 февраля 1984 года в 16 часов 50 минут перестало биться…»

Новость он воспринял, прямо скажем, со смешанными чувствами.

Из рубки дежурного крикнули:

– Кувалдина вызывают в особый отдел!

Настроенный по-боевому, Юра вломился в кабинет особиста:

– Ну что, железный Феликс, допрыгался?!

– Сядьте, Кувалдин, и прекратите паясничать. Забудьте все, что было вчера. Это, между прочим, и в ваших интересах.

– И не подумаю. Какой тут мой интерес? Это вы приказали мне сбрить бороду. Все слышали!

– Да, приказал я, но сбрили вы!

И после паузы добавил:

– И вы это, бриться прекращайте.

Требую записать в протокол

Стране хронически не везло на правителей, вот и Горячов не оказался исключением, нагадил-таки своей перестройкой в души соотечественников. Слово «перестройка» предусмотрительно на английский язык не переводили, а то бы получился какой-нибудь неблагозвучный, прости господи, «дебилдинг». Хотя возможно, что именно как дебилдинг она и затевалась.

По большому счету, и Бог бы с ним, пережили бы как-нибудь. Нес бы себе этот ущербный лабуду всякую, лепил бы социализм с человеческим лицом, так нет же, мало ему – он святое тронул, войну пьянству объявил, трезвенник хренов.

Вот так жил себе человек, и эта водка ему сто лет была не нужна, а тут талоны на руках – надо брать, еще и подерешься за нее, проклятую, в очереди. Появились безалкогольные свадьбы, после которых, видимо, предполагались непорочное зачатие. На флоте с пьянством боролись с особым рвением, под это дело списывали всех неугодных. Сколько талантливых офицеров, прекрасных моряков сгинули в период этой «священной» борьбы… Поговорка «Мы не летчики, и рюмка нам не помеха» канула в Лету. Простить могли любое нарушение, но только если ты был трезвый. В конечном итоге после горячовских опытов граждане поделились на два лагеря – на ЖОП и на СУК. Это не ругательство, это аббревиатура: ЖОПы – это жертвы перестройки, а СУКи – это случайно уцелевшие кадры.

Флагманский штурман дивизиона капитан-лейтенант Рюмин, вне всякого сомнения, был типичной СУКой. Как к офицеру и как к флагманскому специалисту претензий к нему не было, и комдив его ценил, но для представителей политотдела и особистов это был постоянный раздражитель, как триппер в стадии стойкой ремиссии. То какую-нибудь крамолу в работе Ленина отыщет, то усомнится в святости марксизма, то анекдот про перестройку расскажет, и ведь, что самое неприятное, – Рюмин не пил. Более того, шила он не получал и обходил его за тридевять земель. Пару раз заинтересованные лица пытались устроить провокации, но безрезультатно.

Взять его за задницу стало делом чести, и Рюмина обложили со всех сторон.

Через несколько месяцев Рюмину должны были присвоить звание капитана третьего ранга, и он стал особо осторожен. Слабость у Рюмина была только одна – девки. Мужик он был видный, обходительный, и слабый пол редко когда ему отказывал. Если такое и происходило, то Рюмин был абсолютно убежден, что это по причине чистой физиологии. Другого он и представить себе не мог. Чувствуя интерес со стороны женского пола, он постоянно поддерживал выставочный экстерьер.