— Нет, мы останемся тут. Прямо здесь. В Бамбуковой хижине.
Он произнёс это с таким нажимом, что Шэнь Цинцю понял: тут ничего не попишешь. Похоже, Бамбуковая хижина и впрямь была для него особенным местом.
Признав поражение, Шэнь Цинцю принялся раздеваться. Теперь, обзаведясь каким-никаким опытом, он чётко знал: если позволить сделать это Ло Бинхэ, то с тем же успехом одежду можно сразу порвать на тряпки.
Их пояса, верхние и нижние одеяния с шорохом падали на пол, ложась друг на друга слоями бамбуково-зелёного и чёрного.
Стоило им обнажиться, как в комнату проникло холодное дуновение, заставив Шэнь Цинцю поёжиться как от холода, так и от смущения — однако Ло Бинхэ, похоже, всё было нипочём.
Когда он пристроился между ног Шэнь Цинцю, опустившись на колени, его кадык нервно подскочил.
Хоть воспоминания Ло Бинхэ о том, что произошло на хребте Майгу, были крайне размытыми, у него перед глазами по-прежнему стояло ужасное зрелище рек крови, которые он породил своим варварством. В сочетании с насмешкой по поводу его навыков в этой области, вновь ударившей по больному месту, это преисполнило его решимости на сей раз оказаться на высоте во что бы то ни стало, но, по правде говоря, он понятия не имел, что и как делать. При взгляде на растерявшегося ученика Шэнь Цинцю таки сжалился над ним, со вздохом развязав пояс штанов.
При виде расцветших на лице Ло Бинхэ алых пятен Шэнь Цинцю не удержался от того, чтобы пощекотать его подбородок — в этом ребёнке и впрямь до сих пор было что-то очаровательное.
Но когда он, развязав штаны ученика, узрел восставший в них предмет, его умиление тотчас улетело за девятые небеса [1].
…
…
Пресвятые помидоры! Ни хрена себе размерчик!
— Нет, это исключено! — тотчас заявил он.
Ло Бинхэ переменился в лице, словно его поразило молнией.
— Но учитель, вы же обещали… — дрогнувшим голосом пролепетал он.
«Ты что, человеческого языка не понимаешь? — начал выходить из себя Шэнь Цинцю. — Если я говорю “исключено”, то это значит, что, если ты снова всадишь в меня эту штуку, то это меня убьёт!»
Как он вообще пережил это в прошлый раз?! Подумать только — он не умер после того, как в нём побывала эта штука! Уму непостижимо!
Некоторое время Шэнь Цинцю молчал, обуреваемый противоречивыми эмоциями, и наконец выдавил:
— Позволь этому учителю… сперва помочь тебе разрядиться рукой.
Он будет тереть что есть сил, пока эта штуковина хоть немного не спадёт в размерах!
Девственным пальцам Шэнь Цинцю прежде никому не доводилось служить подобным образом — но этот случай был воистину беспрецедентным. Он неуверенно коснулся вершины этой колонны из багровой плоти с затейливой сетью лиловых прожилок и, собравшись с духом, обхватил её.
Ло Бинхэ вскрикнул от боли, бросив на него обиженный взгляд.
Уговаривая себя сохранять невозмутимость, Шэнь Цинцю смягчил захват и принялся медленно поглаживать.
Но чем дольше он это делал, тем сильнее возрастала его тревога.
Орган подобной толщины, твердости и температуры вообще не мог принадлежать живому существу!
Это ж просто орудие убийства!
Пусть поначалу Шэнь Цинцю допустил оплошность, применив излишнюю силу, дальнейшие его действия быстро вернули Ло Бинхэ нужный настрой: уставленные на Шэнь Цинцю глаза увлажнились, веки опустились, дыхание сделалось неровным.
Сохраняя на лице бесстрастное выражение, Шэнь Цинцю тем не менее честно старался изо всех сил. Спустя какое-то время его рука начала ныть, однако эта греховная штуковина и не думала подходить к разрядке: всё, что указывало на её приближение — это небольшое количество белёсой жидкости, выступившей на широкой головке. Вместо того, чтобы наконец-то разродиться эякуляцией и опасть, она лишь разбухала и твердела. В конце концов Шэнь Цинцю не смог сдержать досадливую гримасу.
Бдительно следивший за его выражением лица Ло Бинхэ заботливо предложил:
— Учитель, почему бы… вам не сделать это самому?
«Чего?» — Шэнь Цинцю всерьёз решил, что ослышался.
Ло Бинхэ предлагает ему себя?
— Я боюсь, что снова причиню боль учителю, — продолжил тот, — так что, быть может, лучше, чтобы учитель взял меня?
Он произнёс это с подкупающей серьёзностью, не оставляющей сомнений в искренности его намерения лечь под Шэнь Цинцю, однако тот поспешно возразил:
— Нет, уж лучше ты.
Ложиться под другого мужчину — у него ведь тоже не было подобного опыта, верно? А что, если он поранит ученика до крови? Тогда, даже зная, что это принесёт Ло Бинхэ облегчение, он не сможет спать по ночам!
В любом случае, подобная возможность ещё не раз представится в будущем — сейчас же вреда не будет, если на сей раз Шэнь Цинцю позволит Ло Бинхэ взять своё.
Иными словами, он не собирался вестись на эту идею лишь потому, что жертвенность ученика тронула его!
Воодушевляюще похлопав ученика по макушке, Шэнь Цинцю развернулся, утыкаясь головой в подушку.
Он опирался на локти, так что его лопатки выступали острыми углами, а позвоночник изгибался сперва вниз, затем вверх дугой, от изящества которой перехватывало дыхание; ягодицы же оказались прямо перед Ло Бинхэ.