— Вот это вы правильно подметили, Иван Игнатьевич!
Зажглась свеча. Мрак комнаты расступился. Помещение оказалось маленьким, с безвкусным нагромождением скудной мебели: двустворчатый шкаф, железная кровать, комод, сундук, обитый железными пластинами, печь в дальнем углу, стол с набором немытой посуды и скамейка, на которой сидел Гид.
— Ах ты, гнида! Разве мы о таком договаривались?
Я готов был придушить этого человека. Что мне помешало — сам не знаю. Наверное, страх остаться здесь навсегда, невозможность попасть в свой мир.
— Что значит
— Грязь, зловония, подглядывающие старухи, одержимые насилием, алкаши… Да и само это место кроме отвращения ничего не вызывает.
— Постойте! Вы сами себе противоречите.
— В каком смысле?
— В самом что ни на есть прямом. Вы были обучены насилию в самой совершенной форме. То, через что вы прошли, не каждый бы смог повторить. Поэтому давайте вы не будете говорить о подобных мелочах.
— Но…
Мое оправданное возмущение стало быстро улетучиваться.
— Я вас понимаю. Оказаться в незнакомом месте, да еще в таком дурно пахнущем состоянии…
— Дурно пахнущем — это еще мягко сказано, — процедил я сквозь зубы. — А как быть с чернью?
— Что вы имеете в виду? Я не вижу повода для объяснений.
— Все, кому я попадался на глаза, называли меня этим… мягко скажем, неприятным словом, хотя вы утверждали, что мое появление здесь будет инкогнито и не займет много времени.
— Сущая правда.
— Не уходите от ответа!
Гид вздохнул, и отпил чистой воды из прозрачного стакана.
— Чернь в данном городе употребляется как обращение к человеку, недавно появившемуся, не имеющему ни родства, ни большого богатства, ни чего бы то ни было, что можно было бы попросить, взять, отобрать; не имеющего союзников, влиятельных друзей и покровителей. То есть тот, кто находится на самом дне и при этом пытается выбраться в свет.
— Днище, одним словом.
Я не смог удержать сарказма в голосе.
— Вот только иронизировать не нужно. В этом месте каждый второй находится в таком положении, а выживают единицы. Кстати, вы видели человека, лежащего около входа в дом?
— Да.
— Это один из получивших предложение, подобно вам, но, к сожалению, не обладающий достаточной выносливостью чтобы выбраться из этого места.
Я стиснул зубы. Один из многих… Его путь оборвался здесь, в паре метрах от того места, где стоял я. Руки поднялись к засову…
— Глупая идея, — произнес Гид. — Этим вы ему не поможете — он уже несколько дней как мертв, а воздать последние почести — точно лишено всякого смысла. За дверью двенадцать головорезов и четверо городских стражников. Все они не оставляют попыток вас найти. Открыв дверь и выйдя на улицу, вы тотчас же себя обнаружите. Куда вам помогать мертвым, когда будет требоваться спасать свою жизнь!
Резко развернувшись, я так посмотрел на Гида, что тот все понял без малейших слов.
— Учтите, что поспешно принятые решения пойдут во вред только вам самим. Кстати, вам нужно в обратную сторону. Как выйдете из дома, идите налево, на углу сверните направо. Там двести метров до перекрестка и вновь сверните направо. Через пару сотен метров будут городские врата. Вам туда.
Я уже не слушал Гида. Все, что мне хотелось — это набить ему морду. За все. За все, что произошло. Пусть даже многое и не по его вине. Как говорится, просто
— Зря вы так, Иван Игнатьевич. Этим ничего не изменить.
Он встал и обошел вокруг стола.
Я не останавливался. Когда расстояние между нами сократилось до двух метров, Гид поднял руку… Скамейка оторвалась от пола и полетела в мою сторону, но задела лишь край одежды и не причинив больше никакого вреда, врезавшись в стену, разлетелась на щепы.
— Ах да, — прошептал он — правило первого магического удара…