Свет только начинал пробиваться сквозь тьму, окрашивая небо в цвет стали и пробуждая каждую птицу в пределах слышимости, которая чувствовала необходимость встречать новый день хриплым щебетом. Киллиан, который редко спал дольше шести утра, привычка, от которой он так и не избавился, даже покинув Королевский флот, хотел, чтобы или птичий щебет стал более гармоничным, или чтобы вообще наступила тишина, вместо нестройных песен, мешающих ему спать. Даже для него было слишком рано, но, раз уж теперь он пребывал в полудрёме, видимо, было не слишком рано, чтобы некоторые части его тела зашевелились.
Рядом с ним дернулась Эмма и прижалась к нему спиной, что ни капли не способствовало облегчению его биологическому побуждению “взойти” и засиять. Стараясь не слишком сильно трясти кровать, он перевалился на бок, придвигаясь ближе, чтобы оставить мягкий поцелуй на маленькой родинке на левом плече Эммы, выглядывающем из под одеяла. Нырнув под одеяло, он проложил дорожку поцелуев до её локтя, прежде чем приподнять край её майки, оголяя восхитительные изгибы её бедра. Эмма сонно вздохнула и перевернулась на спину, открыв ему доступ к гладкой коже своего живота. Её пальцы легко и лениво зарылись в его волосы, каждое касание её руки посылали потоки желания, пронизывающие спину и распространяющиеся по всему его телу, заставляя его жаждать больше её прикосновений.
Утра вроде этого, когда Киллиан мог любить Эмму, были его любимыми. Он упивался её телом и тем, как она реагировала на него - слабые усмешки, которые перерастали в неконтролируемые ухмылки, когда он находил место, заставляющее её ожить в его руках; её нескрываемая страсть, когда она менялась с ним ролями; то, как она мурчала, стонала и вздыхала; но больше всего он любил, как она произносила его имя, словно это было единственное слово, которое имеет для неё значение. Быть с Эммой было даже больше, чем он мог себе представить, чего он заслуживает после смерти Милы, и ни дня ни прошло, когда бы он не был чрезмерно благодарен ей за это.
Эмма дрожала под его губами по мере того, как он опускался всё ниже, её сбивчивое дыхание и томные вздохи были едва слышны ему из-под простыни. Он подцепил пальцами резинку её трусиков, потянул вниз по её бёдрам и наконец снял их, возвращаясь назад и покрывая Эмму поцелуями, уделяя особое внимание тому особо чувствительному участку на внутренней стороне её правого бедра, заставляя её схватить его за волосы, несмотря на то, что она только сильнее раздвинула бёдра. Звуки, которые она издавала, были чем-то средним между вздохами и смехом, что всегда заставляло его кровь приливать к паху, вызывая его ответное низкое рычание. Он потянулся выше, лаская нижнюю часть её груди - ещё одно чувствительное место на её теле - и не был разочарован, когда Эмма вздохнула и выгнулась, подталкивая грудь к его ожидающей руке. Киллиан двигался медленно, пальцы мягко скользили по её соску, готовый проникнуть в её глубины своим ненасытным языком, когда она постучала пальцем ему по голове.
тук тук тук
— Что такое, любимая? — спросил он, замерев в ожидании. — Особые пожелания?
Он любил, когда она говорила ему, чего хочет, но и импровизация не была проблемой. То тех пор, пока они были оба довольные, взмокшие и удовлетворённые под конец, путь, по которому они к этому шли, был не так важен. Но обычно чертовски сексуальный.
— У нас компания, — голос Эммы был приглушённым для него, всё ещё накрытого одеялом между её ног.
— Я никого не приглашал на эту маленькую вечеринку, — резко отозвался он.
— Серьёзно, тебе надо это увидеть.
Киллиан высунул голову из-под одеяла на лёгкий свежий воздух, в котором он нуждался, хотя и не осознавал этого. Он нависал над Эммой, уперев руки и колени по сторонам от неё, она смотрела вправо, глупая ухмылка и смех заставляли её тело подёргиваться под ним. Он проследил за её взглядом, чтобы увидеть Гейл, была заметна только её голова, покоящаяся на матрасе, взирающая на него большими круглыми светло-карими глазами.
— Чёрт возьми, — пробормотал он, со вздохом опуская голову на грудь Эммы.
Снова обернувшись на черного лабрадора, которая не двигалась и не сводила с него глаз, он строго произнёс:
— Гейлен, мы уже об этом говорили. Только потому, что я шевелюсь, не значит, что пора вставать. Плохие манеры. Теперь будь хорошей девочкой и возвращайся в постель.
Гейл, не поворачивая голову, перевела взгляд на Эмму, которая только усмехнулась и сказала:
— Я знаю, ты взволнована сегодняшним днём, но папочка прав. Ещё слишком рано. Возвращайся на место.
Со вздохом побеждённого, Гейл повернулась и вернулась к своему месту в углу комнаты, рядом с комодом Киллиана, обернулась три раза и свернулась пончиком, отвернувшись к ним спиной.
— Думаешь, мы травмировали её? — спросила Эмма с наигранной озабоченностью.