Читаем Сито жизни полностью

Бурмакан и не хотела бы обижать гостью, однако не могла совладать с собой. О чем бы ни начинала — любую речь заканчивала укоризной. Сколько ни старалась скрыть свои чувства — сдержать себя ей не удавалось. Аруке понимала ее состояние — и терпела, не хотела раздувать ссору. Если поднимешь скандал в чужом доме, то, как говорится, конь и собака станут поддерживать хозяина. Да, скорей бы вернулся Серкебай… А пока она решила разрядить обстановку, выйти во двор:

— Рабия, дочка, ваша собака не кусается? Проводи меня во двор, боюсь собаки, да и скользко по дождю…

Земля размокла от долгого дождя, ступишь — нога уходит будто в трясину. Льет, похоже, сильнее прежнего. Небо хмурое, в низких рваных тучах, — кажется, никогда уже не заиграет луч солнца. Когда случается такой дождь, киргизы говорят, что у неба прохудилась крыша.

Яблони, еще безлистые, стоят в саду, — будто олени подняли ветвистые рога. Облепиха вокруг огорода почернела под дождем, поникла. Равномерный шорох дождя — и вдруг над самой крышей дома родился ужасный грохот, а потом… потом словно низверглась гора, треснуло, раскололось, рухнуло на землю небо… Прогремев однажды, гром унялся, замолчал, однако чувствовалось, что снова сгущается, собирает силы, и, когда ударило еще раз — засверкало, прогремело, прокатилось по всей Чуйской долине. Земля, вода, поля, холмы, склоны гор — все онемело, все было оглушено. Опять блеснула молния. Не выдержав, испуганно залаяли собаки. Куда упала молния? Что случилось? Кто знает…

Рабия вышла под дождь — не испугалась. Холодные струйки стекали по ее темным волосам, омывали лицо, устремлялись к шее. Мелкие капли, поблескивая, задерживались на лбу, на щеках — похоже было на слезы. Тонкое бледное лицо Рабии, ее большие черные глаза, трепетные ноздри, маленькие яркие губы, густые темные брови — все красиво в ней, все интересно. Волосы разделены надвое пробором, гладко зачесаны и заплетены в косы. Когда идет по саду вдоль ряда яблонь, — украшает собою деревья, кажется ожившей яблонькой. Если бы поэт увидал ее в эту минуту!

Вижу — она рождена рассветом,Поднявшимся над горами.Вижу — она рождена дождем,Очистившим мир.А может быть, эта девушка рождена родником,Пробившимся сквозь скалы.Может быть, это ширококрылая птица,Взлетающая высоко, как мысль человека…Может быть, это неизъяснимая словомПрелестная тайна…Может быть, это песня, что никогда не остынет,Она притягивает к себе счастье…

Аруке, любуясь Рабией, думала о Бурмакан: «Бедная, она ведь когда-то была вот такой же красивой, может быть, еще лучше… Девушка сейчас чиста, как лебедь, поднявшийся с воды, но ведь и она когда-нибудь постареет… Потускнеет и этот жемчуг, поблекнет и этот свет… Согнется и эта спина… В жизни ведь как: в молодости высокая, стройная, а постареешь — и согнешься. И человек, и зверь, и горы, и сама земля — все сгибается, уменьшается, все стареет. И у земли были детство и юность. Постепенно приняла этот образ, накопила морщины ущелий…»

Они уже прошли было сад до конца. Тут Аруке подняла голову, увидела, удивленно спросила:

— У вас, оказывается, есть верблюжонок, а, Рабия?

— Нет. Это камень…

— Камень? Не может быть!

— Да. Его и зовут Тайлак-таш — каменный верблюжонок.

— И правда… Подойдем-ка поближе… Разве возможно, чтобы камень был так похож на верблюжонка! Смотри-ка — настоящий опустившийся на колени беленький верблюжонок, совсем как живой! А под ним — кусок черного камня!..

— Удивительнее всего его глаза! И знаете — особенно вот в такие дождливые дни. Посмотрите…

— О люди, сколько же тайн у природы! И правда, будто живой верблюжонок! Я никогда не видела такого белого камня.

— Посмотрите на его глаза. Подойдите поближе…

Аруке подошла. Из широко раскрытых глаз Тайлак-таша текли слезы! Это уже само по себе какое-то чудо! Дождевые капли, падавшие на голову верблюжонка, превращались в слезы!

— О, создатель! Уж не живой ли ваш верблюжонок!

— Оказывается, Аруке-апа, поэты прежде слагали песни о Тайлак-таше.

Расскажи людям, что есть камень Тайлак-таш.Расскажи, что тут живые струятся слезы.Пусть придут сюда печальные девушки,Пусть вернутся на родину, оставив здесь свои слезы.

— Откуда же этот камень, что это за камень? Что говорят о нем старики, слышала ли ты?

— Конечно, люди ведь знают все. С Тайлак-ташем связана древняя легенда.

— Расскажи. Интересная?

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза