Сито жизни

— Не подходи! — Голос его прозвучал сейчас необычно — сильный, уверенный. Брови поднялись, глаза округлились. — Не подходи! Мне некого жалеть!

— Ах вот как! Ну покажи, на что способен! Если я сейчас, не сходя с этого места, не разделаю тебя, кровопийца… — Задохнувшись, женщина схватила лежавший у очага топор и двинулась вперед.

— А ну! — Старик выдернул из двух ножен на поясе два ножа, высоко поднял в руках. — Ты знаешь, какие это ножи? Знаешь, для чего точил их? Если тебе дорога жизнь, беги сейчас же! Брось топор!

— Давай попробуй, герой! Убей, если можешь!

Алчадай подняла топор и замахнулась, но, оказалось, плохо посажен был, слетел с топорища. Барктабас надвинулся, два ножа поблескивали в руках. Алчадай попятилась. Трое ребятишек, занятые до сих пор простоквашей, увидели ножи и подняли крик. Алчадай испугалась, искала взглядом, чем бы оборониться… страшный этот старик, он не дорожит своей душой — как бы и вправду не сотворил чего. В это время двое старших детей бросились между ними, Барктабас со злостью пнул ближнего, тот упал, заплакал. Второй с криком: «Убивает маму!» — выбежал во двор. На крик выглянула из своего дома Буюркан. Барктабас убрал ножи в ножны и, откашливаясь и отплевываясь, отступил назад.

— И меня тоже убить хочешь, да?! — не умолкала Алчадай.

— Хоть волк и одряхлел, да на одну овцу сил хватит, поберегись трогать меня… Не уймешься — плохо будет.

— Такого, как ты, кровопийцу надо…

— Кто кровопийца?

— Ты!

— Я?

— Ты!

Барктабас подлетел к Алчадай, вцепился в горло. Алчадай ухватила старика за бороду. Но Барктабас повалил ее, стал душить. Алчадай не поддавалась, а старший из детей, чтобы помочь матери, поднял поленце, начал бить старика по спине. Барктабас быстро устал, дышал тяжело. Когда Алчадай хотела перевалить его на спину, старик вскочил, снова вытащил ножи.

Прибежавшая от своей юрты Буюркан увидела драку.

— О, двумя ножами собираешься зарезать? Постыдился бы своей седой бороды! Стыдно! — сказала она.

— Бу-бу-бу!.. не я начал, она сама… Пристала к человеку… — Барктабас принял обычный свой смиренный вид.

— Брось сейчас же ножи!

Барктабас разжал кулаки, ножи попадали на землю. Ушел во двор, сел на толстое полено, сгорбился, застыл так — словно неживой.

— Для чего живешь с ним, лучше бы ушла, — сказала Буюркан. — Чем видеть такие дни…

— Я уже давно бы ушла, сестра, да есть одно дело — держит меня. Пока не отомстила… Я раньше слышала одну вещь, сейчас опять услышала. Если это правда…

— Какая вещь, о чем ты?

— Нет, сейчас пока не скажу, сестра. Я этого старика…

— Ну ладно, не хочешь — тебе виднее.

— Присядь, сестра.

— Приехала Керез, мне надо быть дома. Вид у твоего старика недобрый, будь осторожна.

— Бог дал душу, сам и заберет. Чем бояться этого… Даже если десять таких придут, не испугаюсь. Только раз дуну — и улетят.

— Когда вы ругаетесь, и я нервничаю. Не уважаете себя, хоть уважали бы других. А детям твоим каково? Что за люди из них получатся, если будут видеть таких родителей? Ах, Алчадай, согласись с моими словами, помести своих ребят в интернат. Там хорошо воспитают. Я сама поговорю, они примут. Ты сколько раз соглашалась отдать их — и продолжаешь свое, как же так?

— Отдам попозже. Подожду до осени.

— Поступай как знаешь. За тебя болеешь сердцем, а ты бьешь по сердцу.

После ухода Буюркан Алчадай задумалась. «Сразу вспыхиваю, не владею собой — вот что плохо. Не умею хитростью вытянуть из него, выведать… Назвала его кровопийцей — теперь он знает, что подозреваю его, не пожалеет. Вытаскивает ножи, не боится греха, ничего не боится. Ишь как говорит! «Хоть волк и одряхлел, но на одну овцу сил хватит!» Не спеши… Из шума и крика ничего не выйдет — нужно придумать иное. Может, удастся обмануть его? Говорить мирно… мяса дать, водки дать — он расслабится, размякнет… Может, тогда скажет, как было… правду ли говорит старая Алыйман? Только — сумею ли, вытерплю ли? Не выдам себя? Если он догадается — будет молчать». Алчадай, будто желая помириться, позвала Барктабаса в дом. Тот подошел, остановился в дверях, выжидая. Присмотрелся, вид у жены не сердитый, на лице еле заметная улыбка. Увидев такое, старик тоже перестал хмуриться. Уселся на привычное место.

— Ой, скажи толком, что видел ночью? То говоришь — ведьма, то говоришь — кровопийца… Ты правильно сделал, что принес жертву богу.

— Правда? Я зарезал того ягненка-сироту. Не думай, что большого черного ягненка.

— Да, правильно. К тому же и по мясу соскучились. Ну хорошо, расскажи лучше, что случилось с тобой ночью. Правда, кто-то гнался за тобой? Похож на человека? Звал тебя по имени?

— Показалось, кричал: «Барктабас, Барктабас». Как я мог его увидеть — дождь сильно лил, темно было… Слышал за спиной конский топот. Так и стучит. А чуть раньше видел в скале огонь. Как думаешь, кто, как не ведьма? Конь мой испугался, не идет, вертится на месте. Подхлестываю камчой, а он не двигается…

— Вытаскиваешь ножи, перепугал детей. Как не стыдно, Барктабас! Что хорошего я от тебя видела? Другой бы на твоем месте…

— Я же только припугнуть… разве у меня каменное сердце, чтобы убивать тебя?