Под влиянием Кара я тоже сделалась активисткой — взяла на себя работу среди женщин и девушек. То было время, когда правительство объявило беспощадную борьбу против калыма, против двоеженства и наказывало за это. Целыми днями не сходила я с хромого игреневого коня — то туда надо было поспеть, то сюда. Однажды, когда уже сгустились сумерки, я возвращалась домой, и вдруг на моем пути как из-под земли появились два всадника. В руках палки, кони вспотевшие, с пеной у рта. Один из всадников приказал мне: «Стой!» «Вот тебе — стой!» — закричала я в ответ, хлестнула его камчой и поскакала вперед. Не знаю, может, в лицо или даже в глаза попала — только он бросился куда-то в сторону, закрыв лицо рукой. Второй не стал преследовать меня, лишь вслед прокричал ругательство. Позже мы узнали, что это были гончие собаки пройдохи Тайлака. Мы раскрыли глаза второй жене Тайлака, и она ушла от него и вышла замуж за джигита, который раньше не мог жениться на ней. Тайлак и его родня, оказывается, считали меня виновной в этом и хотели отомстить.
Тогдашние схватки невозможно забыть, невозможно…
Годы летели как птицы. Долгое время я не рожала, и наконец появилась на свет Керез…»
В темной юрте лежит Буюркан, не спит, перебирая в памяти события минувшего, пережитое.
Керез заглянула в дверь:
— Спишь, мама?
Сама она сейчас охраняла двор от нападения волков.
— Да, милая, сплю… как же не спать?
— У нас в школе была одна старая учительница, сейчас уже вышла на пенсию. Мы все ее любим. И взрослые, и дети — все зовут тетушка Аруке. Я пригласила ее к нам в гости, мама, оставила ей адрес. Она обещала, что как-нибудь при случае заедет. Я не сделала плохо, мама? Ты не знаешь ее?
— Нет, милая. Как ты сказала? Аруке?
— Да.
— Аруке… Хорошо сделала, что пригласила. Пусть погостит у нас.
— Чего она не пережила, бедная, — если б ты знала! Целых два дня рассказывала. Ты бы слышала — заплакала бы.
Керез исчезла, со двора снова послышался ее предостерегающий крик — отпугивала волков.
Буюркан не спалось, сквозь отверстие тундука глядела в небо, а небесные звезды смотрели на нее — казалось, что-то говорили, хотели поделиться тайной, звали куда-то…
— Керез! Доченька! Иди полежи немного! Голос твой пропадет от крика. Я сама выйду посторожу. Что это сегодня проклятые волки не унимаются, с двух сторон воют, обжоры!
Буюркан оделась и вышла во двор. Отчетливо послышался протяжный крик молодки из дальней юрты. Буюркан догадалась, что там тоже боятся волков.
— Я не устала, спала бы ты, зачем встала, — говорила дочь.
— Ты еще не привыкла, отдохни. Я-то ко всему привычная. Ни сну, ни болезни не поддаюсь. А ты быстро устанешь. Иди приляг. Я сама чуть прикорну — и уже выспалась…
Отправив Керез в юрту, Буюркан прошла по двору, увидела Бедела — спал на сложенном вдвое ковре. Открылся по пояс, — видно, жарко ему было, такому здоровому.
— Молодой, горячий… — Буюркан улыбнулась и пошла дальше.
8
Утром небо было чистое, солнце поднялось над горой, засияло весело.