— Мама! — прошептала Нюська. — А где он будет жить?
— Не знаю, — как завороженная следила за маленьким существом Ирина. — С ним нельзя говорить.
— Почему? — удивилась Нюська.
— Чтобы не спугнуть, — ответила Ирина.
Брауни, который скрылся за углом дома, вернулся с лопатой и ножовкой.
— Откуда у него ключи от сарая? — удивилась Ирина.
— Ты не читала о домовых? — захлопала глазами Нюська. — Ему не нужны ключи!
— Зато лопата ему нужна, — проворчала Ирина. — Зачем тебе лопата, малыш? Она длиннее твоего роста в полтора раза! Что?
Брауни опустился на одно колено, положил на него лопату и резво укоротил ее рукоять наполовину. Затем поднялся, той же лопатой ловко расщепил обрубок на длинные щепки и начал отмеривать шагами и размечать квадрат прошлогоднего дерна в паре десятков шагов от угла дома. Не прошло и минуты, как он вонзил лопату в землю.
— Что он делает? — спросила Ирина.
— Мне кажется, что он копает себе норку, — радостно предположила Нюська.
Уже ночью, когда прошел этот суматошный день, в котором, опасливо крестя грудь, в почтовый ящик закинул очередную порцию рекламного мусора почтальон, и сосед принес пару банок компотов, которые надо допивать, а скоро весна и чего уж пропадать добру, и тоже застыл в удивлении у забора, и Андрей вернулся с работы и замер у калитки, не веря своим глазам, и брауни углубился в землю на пару метров, после всего этого с книжной полки сползла змея боли. Она заползла в постель Нюськи, стянула холодным хвостом ее грудь и раскрыла зубастую пасть над ее горлом. И в тот самый миг, когда Нюська готова была забиться в судорогах, в окно донесся гнусавый писк каких-то дудок.
— Что там? — застонала Ирина, которая уже привычно сидела над дочерью, приготовив и водку, и тряпки, и лед, и еще что-то, чтобы сбивать температуру и уменьшать боль. — Он с ума сошел? Что это?
Андрей на дрожащих ногах подошел к окну, открыл створки, впустил в комнату весну и истошный вой дудок. В свете полной луны была видна глубокая яма и сидящий на ее краю брауни. В руках он держал кожаный мешок с торчащими из него дудками и, надувая щеки и помогая себе локтями, извлекал из него что-то вроде гнусавой мелодии.
— Не останавливай его, — прошептала в спину Андрею Ирина. — Она спит.
Нюська спала первую ночь за полгода. Брауни играл на волынке часов до двух. Потом перестал. Андрей, который заснул, сидя в кресле в комнате дочери, выглянул утром в окно и бросился вниз. Брауни лежал на краю ямы на спине. По его лицу была размазана кровь, а под глазами виднелись такие же мешки, как и на лице Нюськи после всякой бессонной ночи. «Заговаривать с ним нельзя, трогать его нельзя» — вспомнил Андрей и бросился обратно в дом.
— Ир!
— Ну что ты кричишь? — улыбалась Ирина, потому что улыбалась стоявшая у окна Нюська. Впервые за долгие дни.
— Там…
— Сам посмотри, — посоветовала Ирина, раскладывая таблетки по порционным ячейкам.
Брауни уже очнулся и теперь перетаскивал к яме сложенный в углу участка кирпич.
— Значит, так, — решил Андрей. — Молоко он пить не стал, но ты все равно выставь ему опять молоко и лепешку. И посмотри там у себя в книжках, что любят шотландцы.
— Он же не простой шотландец! — заметила Ирина.
— Какой бы ни был, — засуетился Андрей. — Я на работу, но к обеду вернусь.
— Почему так рано? — спросила Ирина.
— Думаю, что мне придется взять отпуск, — ответил Андрей.
Нюська начала постепенно приходить в себя. Приступы случались все реже, таблетки действовали все лучше, хотя боль окончательно не уходила. Шипела где-то невдалеке. Но волынка звучала каждую ночь. Правда, брауни уже не обливался кровью, хотя и лежал потом в изнеможении по нескольку часов. Он все так же работал без отдыха, но ему помогал Андрей. Не подходил близко, не заговаривал, но делал то же самое, что делал и брауни. Выуживал из сарая доски и брус, подтаскивал бревна и укладывал на траву возле ямы. Видел, что брауни катит со стороны реки замшелый валун, брал тачку и таскал эти валуны день за днем. Замечал, что брауни тащит на спине найденный в сарае мешок цемента, прыгал за руль и привозил из города два десятка таких мешков. Песок, гвозди, жесть, стекло, дерево — все шло в дело. И каждый день Ирина выставляла на крыльцо стакан молока, который вместо с лепешкой неизменно доставался Джеку, стеклянный термос, наполненный горячим и сладким до приторности душистым чаем, ломти ржаного хлеба, блюдо с диковинным шведским блюдом — хаггисом и маленькую стопочку виски. Брауни съедал хаггис сразу, хлеб посыпал крупной солью и запивал горячим чаем во время коротких перекуров. А виски выпивал перед игрой на волынке.
— Из чего это сделано? — пробовал Андрей на кухне затейливое блюдо, похожее на толстую, темную домашнюю колбасу, от которой Ирина отрезала очередной ломоть для разогрева.
— Ой, — махала она рукой и подмигивала Нюське, которая еще медленно, но уже ходила по дому и как раз теперь заваривала в термосе чай. — Я и не думала, что когда-нибудь буду это есть. Тут и бараний рубец, сердце, печень, легкие, лук, сало, травы и еще кое-что. Готовить муторно, но что-то во всем этом есть!