Сицилиец

Но, думал Гильяно, он изменит судьбу семьи. Он будет много работать и упорно учиться и станет таким же большим человеком, как его крестный.

Неожиданно они оказались в рощице, небольшом лесочке, одном из немногих сохранившихся в этой части Сицилии, где теперь остались одни лишь огромные белые камни да мраморные карьеры. Перевалив через вершину, они начнут спуск в Монтелепре, и тогда уж надо будет остерегаться блуждающих патрулей национальной полиции. Сейчас же они подходили к Куатро Молине — скрещению четырех дорог, и тут тем более стоило поостеречься. Гильяно натянул уздечку осла и махнул Аспану, чтобы тот остановился. Они стояли не шевелясь. Не слышно было никаких посторонних звуков, лишь неуёмный гул насекомых над землей. Друзья пересекли перекресток и скрылись в лесочке. Тури Гильяно снова погрузился в мечты.

Деревья, словно отброшенные назад, расступились, и они вышли на небольшую, усыпанную галькой поляну с бамбуковой порослью и редеющей травой. Вдали предвечернее солнце клонилось к закату и казалось бледным и холодным над гранитными скалами. За этой поляной тропа пойдет вниз длинной извивающейся спиралью в городок Монтелепре. Внезапно Гильяно очнулся от своих мыслей. Пучок света, словно чиркнувшая спичка, резанул по левому глазу. Он натянул поводья, останавливая осла, и подал Аспану знак рукой.

В каких-нибудь тридцати метрах из зарослей вышли незнакомые люди. Их было трое, и Тури Гильяно увидел их жесткие черные военные шлемы, черные мундиры с белым галуном. Его охватило дурацкое, тошнотворное чувство отчаяния, стыда, что он попался. Приближаясь к ним, трое незнакомцев разошлись веером, держа оружие на изготовку. Двое из них были совсем молоденькими, с румяными, лоснящимися щеками, военные шлемы с кокардой смешно сдвинулись у них на затылок.

Карабинер в центре был постарше и в руках держал винтовку. Лицо у него было все в оспинах и шрамах, шлем низко надвинут на глаза. На рукаве его виднелись сержантские нашивки. Пучок света, ударивший в глаза Гильяно, был солнечным зайчиком, отраженным от стального ствола винтовки. Человек этот, зловеще улыбаясь, целился прямо в грудь Гильяно. От этой улыбки Гильяно рассвирепел.

Сержант с винтовкой подошел совсем близко, двое солдат подступали с боков. Тури Гильяно насторожился. Двух молодых карабинеров с пистолетами-автоматами можно было не слишком опасаться: они подходили к ослу беспечно, не принимая своих пленников всерьез. Они приказали Гильяно и Пишотте отойти от осла, и один из них, забросив автомат за спину, сдернул прикрытие из бамбука с хребта осла. При виде продуктов он даже присвистнул от жадного восторга. И не заметил, что Аспану придвинулся к нему, но это заметил сержант с винтовкой.

— Эй ты, с усами, отойди, — крикнул он.

И Аспану отступил к Тури Гильяно.

Сержант еще слегка приблизился. Гильяно внимательно наблюдал за ним. Его лицо в оспинах казалось усталым; но глаза заблестели, и он сказал:

— Эй, ребята, неплохой кусочек сыра. В нашей казарме он хорошо пойдет с макаронами. Так что скажите нам имя крестьянина, у которого вы его достали, и можете двигать со своим ослом домой.

Друзья молчали. Он ждал. А они продолжали молчать.

Наконец Гильяно сказал спокойно:

— Я подарю вам тысячу лир, если вы нас отпустите.

— Подотрись своими лирами, — ответил сержант. — А ну-ка ваши удостоверения личности. Если они не в порядке, я заставлю вас уделаться и тоже подтереться ими.

Вызывающий тон, вызывающая наглость этих черно-белых мундиров привели Гильяно в холодную ярость. В это мгновение он понял, что ни за что не разрешит арестовать себя, ни за что не позволит этим людям забрать продукты, которые он вез для семьи.

Тури Гильяно достал удостоверение личности и шагнул к сержанту. Он надеялся выйти из-под прицела его винтовки. Он знал, что у него реакция быстрее, чем у большинства людей, и рассчитывал сыграть на этом. Однако взмах винтовки заставил его отступить.

— Брось его на землю, — сказал сержант.

Гильяно бросил.

Пишотта, стоявший в пяти шагах слева от Гильяно, понял замысел друга и, зная, что у того пистолет под рубашкой, попытался отвлечь внимание сержанта. Подавшись вперед и касаясь рукой ножа на бедре, который он носил в ножнах на тесьме, завязанной за спиной, Пишотта сказал с подчеркнутым презрением:

— Сержант, если мы назовем имя крестьянина, зачем тогда вам наши удостоверения? Уговор есть уговор. — И, помолчав, произнес не без сарказма: — Мы знаем, что карабинеры всегда держат слово. — Это слово «карабинеры» было ему так ненавистно, что он не произнес, а выплюнул его.

Сержант сделал два-три шага в сторону Пишотты. Остановился. Улыбнулся и вскинул винтовку.

— И ты, красавчик, свое удостоверение, — сказал он. — А может, у тебя нет никаких документов, как у твоего осла, усы-то у него лучше, чем у тебя!

Двое молодых полицейских засмеялись. У Пишотты заблестели глаза. Он шагнул к сержанту.

— Нет у меня никаких документов. И не знаю я никакого крестьянина. Мы нашли продукты на дороге.