Сицилиец

Питер Клеменца сказал, что проводит Юстину до Туниса — он хочет сам посадить ее на самолет и удостовериться, что у нее есть все необходимые документы для беспрепятственного въезда в Штаты. Затем он вернется на виллу.

Как только Юстина прилетит в Америку, она пошлет Гильяно письмо с условным словцом, и тогда начнется операция по вывозу Гильяно.

Юстина во время ужина почти все время молчала. Дон Доменик спросил, готова ли она ночью двинуться в путь после того, как большую часть дня провела в машине.

— Ехать легче, чем работать, и менее опасно, чем скрываться, — ответила она, и Майкл понял, чем она, должно быть, привлекла Гильяно. Черные глаза ее сверкали, подбородок был решительно вздернут, рот поджат — сразу видно, что она из волевых сицилиек, — да и тон, когда она заговорила, был непререкаемый. — Я спала в горах и в поле с овцами, так неужели я не могу поспать на катере или в самолете? Там наверняка будет не так холодно… Беспокоюсь я только за Тури — сумеет ли он бежать. Почему он не поехал со мной?

— Не хотел подвергать тебя опасности, Юстина, — мягко произнес Гектор Адонис. — Ему проделать такое путешествие гораздо труднее: оно потребует более строгих мер предосторожности.

— Катер, на котором ты отправишься в Африку, Юстина, должен выйти в море до восхода солнца, — сказал Питер Клеменца. — Так что тебе, пожалуй, следует отдохнуть.

— Нет, я не устала, — сказала Юстина, — я слишком взволнована — мне не заснуть. А вот вина я бы выпила, можно?

Дон Доменик налил ей полный стакан.

— Пей, это полезно для малыша, да и ты поскорее заснешь. Гильяно ничего не велел нам передать?

Юстина грустно улыбнулась.

— Я не видела его уже несколько месяцев. Доверяет он одному только Аспану Пишотте. И не потому, что боится, думает, я его предам, а потому, что я — его слабое место, враги могут этим воспользоваться и заманить его в западню. Он про это много книжек читал. Вот он и считает: любовь ко мне — это его слабина, и, конечно, никогда не говорит мне о своих планах.

Майклу захотелось побольше узнать о Гильяно.

— А как вы познакомились с Тури? — спросил он. Юстина рассмеялась.

— Да я влюбилась в него, еще когда мне было одиннадцать лет, — сказала она. — Это было семь лет назад, и Тури тогда первый год был в бегах, но уже все знали о нем в нашей деревне. Мой братишка и я — мы работали с папой в поле, и папа дал мне несколько лир бумажками отнести маме. Мой братишка и я — мы были совсем глупенькие — шли и размахивали деньгами: мы ведь столько денег ни разу еще не держали в руках. И вот два карабинера увидели нас на дороге и отобрали у нас деньги, а когда мы заплакали, принялись над нами потешаться. Мы просто не знали, как быть: и домой идти страшно, и назад к отцу — тоже. И тут выходит из кустов молодой человек. Высокий — в Сицилии редко такого встретишь, — широкоплечий. Совсем как американские солдаты, которых мы видели в войну. Под мышкой он держал автомат, а у самого глаза такие добрые. До того красивый — сил нет. «Дети, — спросил он нас, — что это вы плачете в такой прекрасный день? А вы, барышня, испортите свое хорошенькое личико — никто вас замуж не возьмет!..» Мы рассказали ему, что с нами случилось, а он снова расхохотался и сказал, что надо всегда опасаться карабинеров и что это послужит нам хорошим уроком. Потом дал братишке толстущую пачку лир — отнести домой маме, а мне дал записку для отца. Я до сих пор ее помню — слово в слово. «Не ругайте ваших милых детишек — они будут вашей радостью и утехой в старости. Я дал им куда больше денег, чем они потеряли. И знайте: с нынешнего дня вы и ваши дети находитесь под защитой ГИЛЬЯНО». Я подумала — какое замечательное имя… И потом долго видела его во сне…

Но полюбила я его за то, что он с таким удовольствием делал добро. Он всегда радуется, когда может кому-то помочь. И это до сих пор так… Вот почему люди на Сицилии любят его…

— А как вы с ним снова встретились? — спросил Майкл.

— Мой брат подружился с ним. А может, и отец был членом его отряда. Этого я не знаю. Ведь только моя семья да командиры в отряде Тури знают, что мы поженились. Тури заставил всех поклясться держать это в тайне: он боялся, как бы власти не арестовали меня.

То, что они, оказывается, женаты, явилось для всех неожиданностью. Юстина сунула руку за ворот платья и вытащила кошелек, а из него достала бланк из плотной кремовой бумаги с большой печатью. Юстина протянула документ Майклу, но Гектор Адонис взял его и прочел.

— Завтра ты будешь в Америке, — с улыбкой сказал он. — А тем временем могу я сообщить родителям Тури приятную весть? Юстина вспыхнула.

— Они ведь все время считали, что я за ним не замужем, — сказала она. — Знали, что я беременна, и потому плохо обо мне думали. Да, сообщите, конечно.

— А ты когда-нибудь видела или читала Завещание Тури — оно где-то у него припрятано?

Юстина отрицательно мотнула головой.