Сицилиец

Выборы в сицилийское законодательное собрание в апреле 1948 года окончились катастрофой для христианских демократов. «Блок народного фронта», куда входили коммунисты и социалисты, набрал 600.000 голосов, в то время как христианские демократы всего 330.000. Остальные 500.000 голосов распределились между монархистами и мелкими партиями. Рим был в панике. Необходимо было что-то предпринять, иначе Сицилия, эта самая отсталая часть страны, на предстоящих общенациональных выборах будет сильно способствовать превращению Италии в социалистическое государство.

Все месяцы, предшествовавшие выборам, Гильяно выполнял условия своего соглашения с Римом. Он срывал лозунги оппозиционных партий, устраивал налеты на штаб-квартиры левых групп, разгонял их митинги в Корлеоне, Монтелепре, Кастелламмаре, Партинико, Пьяни-деи-Гречи, Сан-Джузеппе-Ято, а также в Монреале. Люди из его отряда повсюду развешивали плакаты, где большими черными буквами было написано «смерть коммунистам»; кроме того, они спалили несколько клубов, созданных рабочими-социалистами. Но всю эту кампанию Гильяно начал слишком поздно, и она уже не могла повлиять на исход местных выборов, идти же на самую страшную меру — убийство — он не желал. Между доном Кроче, министром Треццой, кардиналом Палермским и Тури Гильяно шла непрерывная переписка. В адрес Гильяно сыпались упреки. Он-де действует недостаточно круто, так им не удастся к началу общенациональных выборов переломить ход событий. Все эти письма Гильяно сохранил для своего завещания.

Необходим был мощный удар, и план такой операции родился в изощренном мозгу дона Кроче. Стефан Андолини привез этот план Гильяно.

Левые настроения преобладали в двух самых неспокойных городках Сицилии: Пьяни-деи-Гречи и Сан-Джузеппе-Ято. Вот уже много лет здесь праздновали Первое мая — даже при Муссолини. Дело в том, что на первое мая приходится день святой Розалии, так что праздник оказывался сугубо религиозным, а это фашистскими властями не запрещалось. Но теперь люди смело шли под красными флагами в первомайских колоннах и без страха произносили пламенные речи. Через неделю должна была состояться самая крупная в истории Сицилии демонстрация. Два города по традиции объединятся, и посланцы со всей Сицилии приедут вместе с семьями, чтобы отметить одержанную победу. Сенатор-коммунист Ло Каузи, известный пламенный оратор, выступит с программной речью. Левые партии собирались официально отпраздновать свой поразительный успех на выборах.

План дона Кроче состоял в том, чтобы отряд Гильяно внезапно напал на демонстрантов и разогнал их. Люди Гильяно расставят пулеметы и откроют огонь поверх толпы — она разбежится. Это будем первый шаг в кампании по запугиванию, нечто вроде отеческого предупреждения, этакий указующий, предостерегающий жест. А сенатору-коммунисту Ло Каузи полезно будет узнать, что место в парламенте еще не гарантирует неприкосновенности личности и вовсе не означает, что Сицилия — его вотчина. Гильяно одобрил план и отдал приказ своим командирам — Пишотте, Терранове, Пассатемпо, Сильвестро и Стефану Андолини — подготовить и провести эту операцию.

Последние три года празднование происходило на огромной горной поляне между Пьяни-деи-Гречи и Сан-Джузеппе-Ято, зажатой с двух сторон вершинами-близнецами — горой Пиццута и горой Кумета. Жители обоих поселков добирались туда по крутым извилистым дорогам, которые сходились чуть ли не на самом верху; встретившись, те и другие сливались в единую процессию. Миновав узкий проход, они оказывались на поляне, располагались здесь группами, и начиналось веселье. Проход этот носил название Портелла-делла-Джинестра.

Пьяни-деи-Гречи и Сан-Джузеппе-Ято были бедными поселками, где люди жили в старых домах и занимались допотопным сельским хозяйством. Здесь чтили древние законы чести: женщины могли сидеть на крыльце только в профиль, дабы не испортить свою репутацию. Но в этих городках жили самые большие бунтари на всей Сицилии.

В этих древних селениях почти все дома были сложены из камня; в некоторых из них вместо окон были небольшие отверстия с металлическими заслонками. Животные часто жили там же, где и люди. И в местных пекарнях козы и барашки грудились прямо у печей: если свежая булка случайно падала на пол, то обычно отправлялась прямо в навоз.

Мужчины батрачили у богатых землевладельцев за доллар в день, а иногда и того меньше — на такие деньги семью, естественно, не прокормишь. Поэтому за пакет макарон и бесплатную одежду, которую раздавали «черные вороны», как прозвали здесь монахинь и священников, люди готовы были поклясться в чем угодно — например, что они проголосуют за христианских демократов.