Сицилия. Сладкий мед, горькие лимоны

— Видите ли, — перешла она к более обстоятельному рассказу, — до последней войны большинство людей могли позволить себе мясо лишь один раз в неделю. Они ели овощи, а чечевица — прекрасный источник белков, как и турецкий горох. Сейчас лишь немногие выращивают их. Теперь люди могут позволить себе мясо и едят его, чтобы все видели их достаток. Выращивание чечевицы — трудное дело. Сажать, пропалывать, снимать урожай — все это вручную тяжело. Скоро как раз наступит пора сбора. Потом еще ее нужно лущить. На это требуется масса времени, а у кого оно есть в наши дни? И кто готов платить за нее столько, сколько она действительно стоит? И все-таки мы ее выращиваем, потому что такой чечевицы, как в Виллальбе, больше нигде нет.

(Позднее, когда я спрашивал у других людей про чечевицу из Виллальбы, они отвечали так уклончиво и деликатно, как умеют отвечать только сицилийцы. Да, говорили мне, в Виллальбе отличная чечевица. А вы пробовали чечевицу из Леонфорте? Это произносилось таким тоном, что можно было заподозрить — именно заподозрить, не больше: в Леонфорте чечевица лучше, чем в Виллальбе. Сицилийцы с таким же недоверием относятся к тому, что производится в других деревнях или регионах, как и остальные итальянцы, но выражают свои чувства более деликатно).

Следом за диталини подали свинину.

— Маттео, вы — гость. Положите себе первому.

Куски мяса были тоньше, чем те, что обычно подают в Британии, значит, их можно было прожарить, не нарушая «фактуры» мяса. Бабушки показали пример, отказавшись от вилок и ножей, и мы все стали есть руками.

Салат из зеленых бобов был хорош, но версия меланцане алла пармиджана, предложенная семейством Сиракуза, свидетельствовала о непревзойденной изысканности и великолепии сицилийской кухни. Баклажаны были нарезаны тончайшими ломтиками, едва ли не толщиною с бумажный лист, очень быстро обжарены в минимальном количестве масла, а затем слегка окроплены томатной пастой и приправлены тертым соленым сыром рикотта. От такого сочетания желудок замирал в легком восторге.

Представляли ли все эти блюда что-то необыкновенное? По правде сказать — нет. В них не скрывалось ничего экстравагантного или бьющего на внешний эффект. Это была повседневная еда, простая и незамысловатая. Ничего претенциозного — ни в ней, ни в том, как она приготовлена. И вместе с тем каждая перемена доставляла радость. Дело здесь не только в поводе или в компании. Каждое блюдо было по-своему прекрасно своей простотой, знаменующей высочайшее кулинарное искусство. Две старушки и синьора Сиракуза священнодействовали на кухне уверенно и неторопливо, что дается многолетним опытом. Именно так они готовили ежедневно на протяжении всей своей жизни. Это были умные, независимые женщины, но они сидели дома, вели хозяйство и готовили еду для своих семей. В этом заключалась их жизнь. Но трудно представить себе, что столь строгий порядок, основанный на давних традициях, сохранится надолго. Даже на Сицилии женщины начинают использовать свое право на работу вне дома, чтобы хоть ненадолго избавиться если не от тирании домашнего рабства вообще, то хотя бы от ее части.

Эта ситуация вызвала у меня двоякие чувства. С одной стороны, я понимал, насколько тяжелым и даже непереносимым такой стиль жизни может оказаться для человека, наделенного амбициями и любознательностью. С другой стороны, именно он создавал ощущение семьи, общности и защищенности. Ну и конечно, сохранял кулинарные традиции, культуру питания. Что будет потеряно, если, как и в остальной Европе, на Сицилии исчезнет такое понятие, как семья? Какая судьба ждет островитян, если это произойдет? Семья дает чувство стабильности и защиты в хаотичном и жестоком мире. Во всяком случае, так обстояло со мной. Но одновременно семейные узы и связи создают ту самую среду, через которую мафия распространяла свое влияние.

Внезапно я с некоторым испугом осознал, что налегаю на красное вино, которое делали в этом доме, так, как не принято на Сицилии: пока они выпивали один бокал, я успевал расправиться с двумя. Хозяева пили весьма умеренно, как и все сицилийцы, с которыми мне довелось встретиться, и только тогда, когда на столе стояла еда. Я понял, что нужно притормозить.

Постепенно мы добрались до обсуждения трудностей, с которыми я сталкивался в поисках места, подходящего для снесли.

Как олень, разгоряченный погоней, ищет прохлады, так и я искал тень и кусочек земли, на который можно было бы прилечь после плотной еды. Совершая несколько лет тому назад подобное путешествие по Италии, я без труда находил оливковую рощу или какой-нибудь уединенный тенистый уголок, припарковывал «Веслу», ложился и спал столько, сколько хотел. Что же касается Сицилии, то у меня сложилось впечатление, что местные жители относятся к частной собственности с величайшим почтением: стоит мне увидеть какой-нибудь тенистый уголок, он либо находится за колючей проволокой, либо вход на него перегорожен цепью, и мне приходится, борясь со сном, ехать дальше. Все согласились с тем, что это проблема.