Конечно, можно вспомнить о досадных обстоятельствах, с которыми сталкивается любой путешественник — некомпетентность, неправильный дорожный знак, крючкотворство и бюрократизм, даже сознательный обман в каком-нибудь ресторане (и такое случалось), — но ни разу мне не довелось пережить унижение, невежливость или чтобы меня вывели из равновесия, не говоря уж о так называемой ярости на дорогах. Если один-единственный день в Британии оказывается наполненным подобной добротой, это считается из ряда вон выходящим событием. Я не знаю, делает ли такое поведение сицилийцев хорошими людьми, но они, бесспорно, люди цивилизованные, чуткие и добрые, и им присуща врожденная щедрость, которая потрясает своей спонтанностью.
Когда я ехал из Адрано в Катанию мимо беспорядочного нагромождения коммерческих зданий и обшарпанных пригородов, у меня нё осталось никаких сомнений в том, что существует и другая Сицилия. Ужасающе беспорядочное развитие, разбитые дороги, как и правительственные распоряжения, наряду с заголовками газетных статей вроде той, что я прочитал в Кальтаниссетте, в которой сообщалось о гибели трех человек в мафиозной разборке, — все свидетельствовало именно об этом. Однако «другая Сицилия» никак не затронула меня, за исключением разбитых дорог. До сих пор мне ни разу не пришлось пережить ни страха, ни беспокойства.
И я подумал, что, возможно, сицилийцы в целом глубже, чем другие люди, понимают, что значит быть Человеком, и им присуще чувство коллективизма, поддерживаемое общей страстью к национальной кухне. Я чувствовал себя подобно Говарду Картеру, сказавшему при открытии гробницы Тутанхамона: «Я вижу удивительные вещи». Теперь и мне уместно было произнести: «Я ел удивительные вещи».
Нанни Куччиара говорил мне, что, общаясь с сицилийцем, ты, не подозревая об этом, сдаешь ряд экзаменов. Если сдашь их, он вручит тебе ключи от своего дома и ты навсегда станешь его другом. У меня было такое чувство, что ключи я получил, но мне еще лишь предстоит изучить этот дом.
Спуск с нагорий Центральной Сицилии на побережье вызвал своего рода шок. Беспорядочное нагромождение промышленных зон сменилось аккуратными, ухоженными, тщательно возделываемыми участками земли и плантациями. Количество апельсиновых, лимонных и мандариновых деревьев с темными, глянцевыми листьями не поддавалось счету. Оливковые рощи перемежались с рощами, в которых наливались персики, нектарины и абрикосы, с прямоугольниками, засеянными луком, латуком, томатами, цуккини, перцем, баклажанами и кактусами, и, конечно, с виноградниками. Все участки вплотную примыкали друг к другу. Здесь было и много людей, сновавших то и дело между рядами посадок. По сравнению с пустынной центральной частью Сицилии эти цветущие места бурлили жизнью.
Земля здесь цвета шоколада с молоком, а там, где ее только что распахали, она походила на мясной фарш. Но самым заметным был черный или угольно-серый цвет стен, разделявших частные владения, и камня из которого построены дома. Все это базальт, вулканическая пемза, застывшая мата, что в течение тысячелетий извергал вулкан Этна. Требуется два или три столетии, чтобы магма превратилась в один из самых лучших строительных материалов, известных архитекторам.
Этна возвышается за всем этим великолепием, словно приглашая его дотянуться до ее кратера, окутанного облаками. Несмотря на буйный рост всевозможной зелени, мне показалось, что в этих местах таится какая-то внутренняя угроза. Они навевали мысли о недолговечности, о том, что все богатство временно и в любой момент может быть уничтожено очередным извержением вулкана.
Въехав во второй по значимости город Сицилии, я испытал знакомые чувства растерянности и тревоги в связи с хаотичным уличным движением. Постепенно, хотя и довольно быстро, они сменились раздражением по поводу неадекватных дорожных знаков и системы одностороннего движения в Катании, недоступной моему пониманию. Затем на смену раздражению пришла злость, а вслед за ней и безрассудная ярость, когда я стал искать улицу Габриеле Д'Аннунцио (Д'Аннунцио всегда казался мне подозрительной личностью: напыщенный человек, напыщенная поэзия), на которой находилось агентство «Весла». Там я собирался оставить свою «Монику» на хранение до моего возвращения на остров в конце лета. Я умудрился заводиться не раз и не два, а бессчетное количество рта. Найдя наконец улицу, понял, что добраться до агентства практически невозможно.
Все же с энной попытки мне удалось припарковаться, и мое настроение сразу же изменилось благодаря деловому приему, оказанному мне Сильвией ла Веккиа, которой предстояло взять на себя заботу о «Монике». Не выразив ни удаления по поведу моего опоздания, ни осуждения моей откровенно неухоженной внешности, она повела меня на кофе и пасту в элегантное кафе за углом. В ответ я поделился с ней рассказами о своих приключениях и энтузиазмом относительно сделанных мною гастрономических открытий. Не скрывая явного удовольствия, я живописал ей великолепный инжир, который еще утром ел в Адрано.