Сицилия. Сладкий мед, горькие лимоны

Одно блюдо следовало за другим: брушетта, приправленная томатами, тушенными с луком; спагетти с соусом из свежих томатов, ломтиков сырого чеснока, базилика и оливкового масла; жареная рыба; десерт — два кекса, фисташковый мусс и нежное клейкое желе, приготовленное из красного вина. И все это на фоне нашей беседы — моих вопросов, его ответов. Казалось, у него есть что прибавить ко всем моим комментариям и наблюдениям.

Я заметил, что всюду, где мне приходится есть, подают прекрасный хлеб. Он испечен из той пшеницы, мимо посевов которой я проезжал?

— О нет, — улыбнулся Джузеппе, — большая часть сицилийской пшеницы уходит в Северную Африку, а мы печем хлеб преимущественно из канадской пшеницы.

Я не смог скрыть своего разочарования, и мы заговорили о традициях изготовления выпечных изделий в этой части Сицилии. Я заметил, что во многом из того, что мне удалось попробовать, чувствуются арабские традиции, и в качестве примера привел кунжутное семя, которое используется при выпечке практически всех сортов хлеба.

— Возможно, его принесли сюда арабы, — согласился Джузеппе. — А может быть, греки. Древние греки очень любили кунжутное семя. К тому же мы многим обязаны и французам. Посмотрите на наши сладости. Что это такое? Французские кондитерские изделия. Сицилия — земля противоречий, — продолжал он, — и ключ к ним нужно искать в ее истории.

На мгновение мы замолчали.

— Что вы думаете о моем проекте? — Мне захотелось узнать мнение человека со стороны.

Джузеппе выдержал паузу.

— E un po'ambizioso, — сказал он.

Немного амбициозный?! Хм. Я доедал свой десерт и не стал говорить ему, что наши мнения совпадают.

* * *

Катания более целеустремленный город, чем Марсапа, Энна или Кальтаниссетта. Нельзя сказать, что жизнь и нем бьет ключом, но здесь нет и той расслабленности, расточительного отношения ко времени, которое присуще другим сицилийским городам. Она была, по определению Джузеппе Привитеры, pui commercante. Но мне нравилось то, как Катания постепенно открывается мне. Я бродил по богатой, свободной от туристов, чистой и опрятной части старого города с ее собором, с ее Пьяцца-дель-Университа, виа Энеа с барочными храмами, Древним рынком.

По мере того как я удалялся от центра, начинались улицы, каждая из которых посвящалась какому-то определенному товару. На одной торговали одеждой для новобрачных, на второй расположились магазины скобяных изделий, на третьей — электротоваров. В этом смысле Катания была похожа на средневековый город, поделенный между разными гильдиями. Нашел я и второй рынок, правда, более разнообразный и менее нарядный, чем рыбный. Всюду, где бы я ни появлялся, меня поражало изобилие разнообразных возможностей поесть: закусочные, салумерии, продуктовые лавки, блинные креспелле, траттории, таверны, рестораны, бары, кафе, кафе-мороженое, уличные кафе… К тому же направо и налево бойко вели дела продавцы жареных каштанов и вареных потрохов, а также располагались заведения, в которых торгуют жареными овощами. Была даже рыбная лавка с вывеской «Рыба — это мы». Просто чудо, что люди не только ели, а делали еще что-то.

В тот вечер на Виа-дель-Плебесцито, в западной части города, я столкнулся с еще одной особенностью Катании. Улица была запружена дешевыми мебельными магазинами, мясными лавками, торговавшими кониной, неприхотливыми тратториями, уличными торговцами и прочими изгоями бизнеса. Спасаясь от мрачной, маргинальной реальности, люди демонстрировали какую-то лихорадочную живучесть. У них были более заостренные лица, более поджарые тела, и глаза блестели как-то по-особому.

Я миновал маленький прилавок, освещенный гирляндой голых лампочек на гибком шнуре, за которым мужчина торговал солеными анчоусами, оливками и маринованными овощами. На противоположной стороне улицы, у входа в лавку зеленщика, матрона со смеющимися глазами жарила на угольной жаровне котлеты. Она опускала руку в миску с водой, потом запускала ее в фарш, лежавший на вощеной бумаге за ее спиной, и, отщипнув очередную порцию и придав ей нужную форму, бросала на раскаленную почерневшую сковородку.

— Это конина. — В ее голосе почувствовалось нечто вроде извинения. — Здесь так принято.

Я постарался заверить ее в том, что не вижу ничего предосудительного. А что еще она добавляет в фарш?

— Лук, чеснок, петрушку, сыр и панировочные сухари.

— А это что такое?

Я указал на стоявший перед ней металлический поднос, заполненный явно подгоревшими овощами.

— Жареный перец и артишоки. Артишоки едят с маслом, лимонным соком и чесноком, а перец можно просто почистить и есть. Он сладкий и вкусный.

Она улыбнулась и перевернула котлеты. Воздух был пропитан шипением мяса, звуками автомобильных гудков и тяжелым, стойким запахом подгоревшего масла.

— Хотите попробовать? — предложила она, но я все же не мог прийти в себя после обеда и был не в состоянии даже подумать об ужине.

* * *