Сицилия. Сладкий мед, горькие лимоны

Потом я узнал, что такое гранита и сорбеты (латинизированный вариант арабского слова «шербет») — ледяная, кристально чистая эссенция апельсина, лимона или кофе, которая вымывает изо рта всю пыль и тепло, накопившиеся в нем за день, и от которой у меня ломит зубы и виски.

Какой бы ни была история мороженого, значимость этого продукта заключается в его повсеместности и демократичности. Оно не знает классовых различий и является самым долговечным и самым распространенным примером арабской культуры. И нет ничего удивительного в том, что сегодня именно на Сицилии, в прошлом сыгравшей роль моста, по которому арабское мороженое проникло в остальные страны, можно отведать самые лучшие образцы этого лакомства. Во всяком случае, так вам говорят. Но собственный бескорыстный опыт свидетельствует об обратном, а уж мороженого я поел на своем веку немало, Бог свидетель.

Я нашел одно относительно приличное мороженое в Марсале, но когда я договорился о встрече с мороженщиком, рассчитывая поговорить с ним о тайнах его ремесла, он в последний момент отказался беседовать со мной. Кальтаниссетта, Катания и Сиракуза — все эти города разочаровали меня. Я перепробовал разные варианты шоколадного, кофейного, клубничного и фисташкового мороженого в надежда вновь пережить восторг, который испытал в отрочестве, но тщетно. И дело вовсе не в том, что они были плохи. Просто недостаточно хороши. Ни с одним из них не удавалось разделаться раньше, чем оно таяло под горячим солнцем, от чего мои руки становились липкими, и это ощущение липких рук потом раздражало меня до конца дня. Ни одно из них не произвело впечатления на мои вкусовые рецепторы. Возможно, права Мария Паола, и причина действительно заключается в том, что сейчас в производстве всех сортов мороженого используется один и тот же наполнитель, выпускаемый промышленностью. Именно поэтому у всех сортов одинаковая фактура. Стандарт неплох, но удручающе однообразен. Итак, что делает мороженое великолепным? И существует ли на свете подобное чудо? Для меня это оставалось тайной.

Так было до тех пор, пока я не наткнулся на кафе «Мандальфьоре», спрятавшееся на одной из боковых улочек Ното и совершенно незаметное снаружи. Одной трубочки с фисташковым мороженым оказалось достаточно, чтобы мое настроение кардинально изменилось. Мороженое источало тонкий аромат орехов, его вкус был нежным и шелковистым, а миндальная крошка буквально взрывалась на зубах. Наверняка pizzuta d'Avola. Я пережил одно из тех божественных мгновений, которые позволяют скрасить даже самые мрачные дни.

* * *

По дороге из Ното в Пачино (именно там выращивают томаты, отличающиеся уникальным вкусом. Говорят, что этим они обязаны особенностям засоленной почвы. На Сицилии такие томаты — большая редкость, и, поскольку они очень дороги, их преимущественно вывозят в элитные магазины Милана и Турина) находится сокровище, на мой взгляд, более ценное, чем Ното: природный заповедник Вендикари. Он протянулся вдоль побережья на несколько километров, и там есть одно или два неглубоких озера с заросшими камышом болотистыми беретами, которые привлекают стаи перелетных птиц. Особенно сильное впечатление произвели на меня элегантные розовые фламинго, которые, опустив головы, громко чавкали так, как умеют чавкать только они. Там были и ибисы, и разные мелкие болотные птицы, энергичные комочки коричневого пуха, сновавшие в болотной тине, словно маленькие энергичные чистильщики.

Часть территории заповедника занимала длинная, искривленная бухта, на одной стороне которой стояла заброшенная tonnara — фабрика по переработке тунца, — схожая, благодаря двум рядам высоких колонн из кремово-золотистого камня, которые когда-то поддерживали давно исчезнувшую крышу, с развалинами античного греческого дворца. За ними в небо понималась тонкая, изящная дымовая труба. Рядом с фабрикой втерлась смотрящая в море мрачная и безжизненная крепость.

Большая часть территории заповедника была покрыта ароматным и колючим кустарником, миртом, тимьяном, розмарином, акацией, через которые проходила ухоженная дорога. Она вела в прекрасную бухту: песок цвета едва поджаренных панировочных сухарей окружал чистейшую голубую воду. Когда я появился, там уже расположились несколько семейств и пар, так что от перспективы потешить свою языческую сущность и искупаться голышом, подобно эльфу (ладно, старому Силену, коротышке и толстяку, поклоннику Бахуса), пришлось отказаться. Да и к лучшему, нездоровая белизна моих форм резко контрастировала с поджарыми, загорелыми телами окружающих.