- Все до того невероятно и драматично, - продолжал Брэдли, сопровождая свои слова размашистым жестом, который ему пришлось сдержать, чтобы не стукнуться о стенку машины. - Виктор переправлял героин в катафалке. Когда его загнали в угол, он спрятал героин, убил агента и потопил катафалк в болоте. Полиции удалось отыскать какого-то помешанного бродягу, который живет там в заброшенном доме, - он почти все видел. После этого Виктор недели две скрывался в Эверглейдсе, питаясь сырой рыбой. За это время он отрастил себе бороду, вышел из болот и нанялся официантом в ресторан; там-то его и зацапали.
- Я только слышал, что его разыскивают.
- Вы ведь были очень дружны, правда? - спросил Брэдли.
- Мне всегда было его жаль.
- Я слышал, что он около двух месяцев жил у тебя на Чемплейн авеню.
- После того как его избили, мы с женой некоторое время выхаживали его. Что бы он ни натворил, он в общем-то хороший парень.
- Ему бы здорово помогло, если бы они нашли то место, куда он спрятал героин. Да в тебе тоже.
- А при чем тут я? Я знаю об этой истории только то, что было в газетах, и то, что вы мне сейчас рассказали.
- Марк, хватит ходить вокруг да около. Мы оба взрослые люди, хорошо знаем в уважаем друг друга. Я, видно, должен сказать без обиняков: тебе грозят большие неприятности:
- Для меня это не новость.
- Я говорю не только про дело Кобболда, это лишь одна частица. Главное в том, что Федеральное бюро по борьбе с наркотиками собирается тебя выслать. Они хотят отправить тебя домой, в Сицилию.
- Перестаньте, Брэдли, не берите меня на пушку.
- Я слишком тебя уважаю для этого. Они могут выслать тебя, и они это сделают. Даже если исключить дело Кобболда и Линду Уоттс, ты являешься сообщником человека, которому инкриминируется ввоз в страну героина на десять миллионов долларов и убийство одного из агентов Бюро. Далее, с момента приезда в США в вплоть до последних месяцев ты работал на человека, которого "Провиденс джорнэл" назвал недавно - цитирую - "одним из самых темных заправил подпольного мира".
Марк презрительно опустил уголки губ.
- Конечно, это журналистские штучки, - сказал Брэдли, - и на нас с тобой они не производят впечатления, но при рассмотрении вопроса о твоей высылке это будет учтено. Некоторые утверждают, что ты был правой рукой Ди Стефано, и на данный момент достаточно уже одного этого. Конечно, каждый знает, что, какое бы обвинение против тебя ни выдвинули, доказать они ничего не могут, но выслать - это для них проще простого. Я абсолютно не могу понять, почему вопреки здравому смыслу ваши люди никогда не побеспокоятся о том, чтобы получить гражданство; теперь же стоит Бюро по борьбе с наркотиками подготовить бумаги и объявить тебя нежелательным лицом - а этим они сейчас и заняты, - как на тебя обрушится общественное мнение, пробудившееся в связи с ростом потребления наркотиков. Так что я, к сожалению, должен тебе сообщить, что через две недели ты уже будешь в дороге. Может быть, тебя немного утешит то, что за этот месяц в том же направлении проследовали еще двое выдворенных. Здесь периодически проделывают такие штуки.
Марк был ошеломлен. Он знал, что Брэдли не берет его на пушку - это было бы бессмысленно: ведь Брэдли прекрасно понимает, что Марк без особого труда может выяснить истинные намерения ФБН.
- Какая ваша цена? - спросил он. Брэдли поморщился.
- Мне бы не хотелось называть это ценой. Ты - мой старый боевой товарищ. По роду своей работы я вел одинокую жизнь, в у меня мало друзей, но я всегда считал тебя другом. Мы с тобой оба, Марк, сейчас в тяжелом положении. У тебя ситуация отчаянная, а я вижу, как рушится дело, которому а отдал всю свою жизнь. Нам надо подумать о том, чтобы помочь друг другу. Вот как я на это смотрю.
Марк понимал, что пришло время вести игру в открытую. За сентиментальной болтовней Брэдли стояли факты с их обычной неумолимой безжалостностью. Сейчас оружием Брэдли была угроза высылки, и Марк вынужден был смириться с тем, что ему придется работать на Брэдли. Дома, в Сицилии, он не проживет а двадцати четырех часов, и Брэдли, вероятно, тоже это знает.
- Давайте выкладывайте, - сказал Марк. - Будем говорить в открытую.
- Хорошо, - сказал Брэдли. - Ты когда-нибудь слышал о человеке по фамилии Армас? Кастильо Армас?
- Кажется, что-то слышал, - припомнил Марк. - По-моему, о нем писали в газетах несколько лет назад.
- Если быть точным - в пятьдесят седьмом году, - сказал Брэдли. - Он был президентом Гватемалы, и его убрали по политическим мотивам.
- Его как будто пристрелил какой-то сумасшедший из охраны?
- Согласно официальной версии, которую сфабриковали, - сказал Брэдли. - На самом же деле это было убийство особого рода, совершенное теми, кого я предпочитаю назвать их подлинным именем - мафией. Прости, что я употребляю это слово, Марк. Я знаю, ты всегда считал его оскорбительным.
В прежние дни Марк ответил бы на это каменным взглядом. Теперь же он улыбнулся.
- Просто оно ассоциируется у меня с желтой прессой.