Сицилийский специалист

- Я хочу вернуться в Палермо и жить в доме, где живет еще пятнадцать или двадцать семей, и чтоб дети играли в парке делла Фаворита, а мы, как прежде, ходили бы по воскресеньям в рыбный ресторан Монделло.

- Можно было бы отдать детей в местную школу, - сказал Марк. Он всегда считал, что дети должны жить дома. Именно в этом заключалась ошибка Дона Винченте: он отправил своих старших сыновей, Марио а Клаудио, в закрытую школу, и, когда его влияние на них ослабло, они не сумели противостоять разлагающим влияниям.

- А можем мы снова взять фамилию Риччоне? - спросила Тереза. - Я больше не хочу быть Ричардс. Эта фамилия не принесла нам ничего, кроме несчастий, Я хочу снова быть Риччоне, - Конечно можем, я Мартин будет Амадео, а Люси - Лючией. Если решим уехать.

- Я уже решила, - сказала Тереза. Марк вдруг заметил, что она очень изменилась. С ее лица сошло унылое выражение скучающей интеллектуалки - оно снова стало искренним и ясным, точно портрет, которому вернули первозданную свежесть, сняв ретушь, нанесенную неумелой рукой.

- Как тебе жилось в Бостоне? Скажи мне правду.

- Ужасно. Я там не жила, а существовала. Единственной радостью были встречи с детьми по выходным.

- Тебе не понравилась работа в больнице?

- Я не смогла устроиться.

- Но ты ведь собиралась пройти специальные курсы!

- Ничего из этого не получилось. Дальше заполнения личной карточки дело не пошло. Мне кажется, им не очень понравилось, где я родилась, и ко всему прочему у меня не было нужных данных. В Бостоне я жила в квартирке с двумя официантками из "Траттория Фьорентина" на Ганновер-стрит. В этом кафе я и работала.

- Официанткой! О господи! И, однако же, ты возвращала мне деньги, которые я тебе посылал.

- Только в первый раз, а потом - нет, - сказала Тереза. - Во всяком случае время, прожитое в нищете, пошло мне на пользу. Мне надо было немного больше узнать, что такое жизнь. Эти официантки - сестры из Катании - очень хорошие девушки. У них дома остались еще три сестры, и они копили сестрам и себе на приданое. Вот так-то. Вот чем надо было мне заниматься в Солсбери, вместо того чтобы вести этот идиотский образ жизни.

- Никто не узнал, кто ты и что делаешь в Бостоне?

- Все узнала. Один репортер выследил меня, и моя фотография была в газетах.

- Таких надо пристреливать.

- Как потом оказалось, это не имело никакого значения. Девочки от души повеселились, а на хозяина, мистера Аньелли, это произвело такое впечатление, что он предложил мне более выгодную работу. Точно я какая кинозвезда.

- Газеты писали такие мерзости, - заметил Марк.

- В "Глобе" еще ничего, - сказала она. - Сравнительно, конечно. Не знаю, что напечатали в "Экземинере", потому что, когда я начала читать, мне стало нехорошо.

- Ты, наверно, слышала, что Макклейрен обвинил меня в убийстве этой Линды Уоттс.

Тереза сжалась.

- Да, слышала.

- Писали, что я швырнул ее в жидкий цемент, а потом бросил в реку.

- Я ни говорить, ни даже думать об этом не хотела, - сказала Тереза. - Я знала, что это - очередная выдумка Макклейрена.

- А меня это просто взорвало.

- Марк, я никогда не задавала тебе лишних вопросов и не собираюсь сейчас начинать, Только скажи мне, чтобы я была спокойна: что на самом деле с ней произошло?

- Она сошлась с одним человеком, который был руководителем какой-то религиозной секты. Когда разразился этот скандал в прессе, он стал миссионером, они поженились и вместе уехали. Теперь они живут среди эскимосов не то на Аляске, не то еще где-то.

- Ты клянешься?

- Всем, чем хочешь.

- Я не хочу, чтобы ты клялся, потому что я тебе верю. Она очень красивая девушка, правда? Вряд ли она вела такую жизнь, как писал Макклейрен.

- Никакой такой жизни она не вела. Люди типа Макклейрена готовы кого угодно поливать грязью. У них есть писака из одного порнографического журнала, который стряпает эти материалы по заказу. Она сделала все, что могла, чтобы облегчить мое положение. - Не найдя в английском языке нужных слов для выражения своей благодарности, Марк перешел на итальянский. - Era una brava figluola <Она/>славная девушка (итал.).>, - сказал он.

- Ты был влюблен в нее? - спросила Тереза неожиданно угасшим и безразличным голосом. - Мне кажется, любой мужчина должен был бы в нее влюбиться. Это искренне удивило его, я она сразу успокоилась.

- Она ведь красивая, да? И ты сказал, что она хорошая.

- Но она проститутка, - возразил Марк. - Может, не по своей воле, но так оно было. Только сумасшедший может влюбиться в проститутку.

- Почему?

Теперь он столкнулся не только с языковыми трудностями, но и с другим образом мышления. Его жизнь, как и жизнь Терезы, была основана на догмате, установленном раз и навсегда. Он верил, потому что верил, и чем более древними, атавистичными и иррациональными были его убеждения, тем крепче они в нем держались. Тело проститутки, как и тело любой женщины, которого касался другой мужчина, считалось оскверненным, и любить такую женщину было преступлением против себя самого.

- Почему? - снова спросила Тереза.