Анна опешила от такой наглости, да что уж говорить, она просто остолбенела услышав такое, и даже дыхание сбилось, не говоря уже о сердце, которое от бешеной скорости готово было лопнуть на тысячи частей, как после изнурительного и нескончаемого бега.
— Не стоит утруждать себя, — едва сдерживая гнев, сквозь зубы процедила Анна, а затем добавила: — и потом, едва ли вы так мал как Матье, что не сможете уснуть без помощи гувернантки.
Он пожал плечами, как если бы в его предложение не было не только ничего предосудительного, но даже удивительного, точно он по английский традиции предложил ей выпить чай в пять, после полудня. И услышав отказ, принял его также спокойно, как и те другие отказы и уговаривать Анну не стал. Так они и разошлись.
Дэвид еще немного посидел на песке, наблюдая за солнцем скатывающемся за горизонт, словно золотой дублон в огромный карман морского пирата.
Разгоряченное тело после целомудренных и непорочных ласк требовало разрядки, и он, сорвав с себя рубашку, так что оставшиеся пуговицы в рассыпную упали на песок, с громким криком кинулся в море, ощутив при этом вдруг такой прилив сил и бодрости, будто вернулась молодость. И пусть это всего лишь на время, но все же так приятно.
И только губ, и только рук прикосновение. Давно он так не начинал роман…
Сорок пять лет назад Дэвид Маршалл родился в семье Элеонор МакДональд и Гранта Маршалла. Мать его была из богатого и древнего клана, а вот отец. Отец, о нем бы лучше промолчать. Пьяница и пройдоха, спустивший все наследство на выпивку и карты и так и сгинувший где-то возле бара.
В семь лет мать отдала его на воспитание дяде. Бездетный, строгий и скупой, он не воспылал к племяннику отцовскою любовью, по всей видимости, потому, что сердце его уже было занято деньгами. И видя в Дэвиде многообещающего юношу, натаскивал его как натаскивают породистого щенка на лисицу, вот только на деньги. Но лишь до определенного момента. Дэвид и впрямь первое время служил ему так искренне и так самозабвенно, выполняя и предугадывая любые его прихоти и желания, пока не понял, что все бессмысленно и бесполезно. Никогда тот не оценит и не полюбит его больше, чем любит он деньги. И осознание своего одиночество, того, что в жизни надеяться можно лишь только на себя, не только не сломало его, но и закалило. С этого момента, используя положение дяди, Дэвид, стал работать на себя. И в скором времени, способами, о которых в приличных местам не принято говорить, а если и говорят, то сокращают до рассказа: «был пени, я подумал, стало два, глядишь и сколотил себе весьма приличное состояние».
И как только, он это сделал, став полностью независимым, он закрыл эту дверь, оставив ненавистного капризного старика исходить желчью и злостью. Он не желал быть пленником ни обычаев, ни земли, ни людей, всю жизнь он будто на цепи служил и принадлежал кому-то, и единственное чего он желал это свобода. Свобода от обязательств, свобода от семьи, свобода от долга. И наконец, он получил ее.
Потом он встретил Стефани, сильную, независимую, расчетливую, и словно посмотревшись на себя в зеркало, принял решение, быть с ней, но скорее не из любви к ней, а из любви к себе. Но с самим собой быть не легко, и прожив вместе всего только год, как только пыл страсти поутих, и два потребителя не имея возможности поглотить друг друга, и не зная при том, что дальше друг с другом делать, без ущерба для сердца и чувств, также легко, как встретились приняли решение расстаться, сохранив при том истинно британский брак, союз не из любви, а брак контракт, основанный на выгоде и пользе для двоих. Брак врозь, но все же вместе.
Назавтра Анна, весь день подспудно старалась ненароком встретиться с Маршаллом. Она знала, что скорое он уедет, и потому, где-то в глубине души, если обратиться к желаниям и чувствам, испытывала сожаление и грусть. Все же он единственный человек, проявивший к ней интерес в этом доме, и это не могло не заставить откликнуться ее одинокое и истосковавшееся по любви сердце.
Она с удивлением обнаружила, что Сессиль покинула дом с самого утра, она не знала, что случилось за ночь, и даже предполагала, что Маршалл также мог покинуть виллу, но к своему изумлению обнаружила, что он все еще здесь. Анна рассчитывала, что увидев ее, он окажет ей знаки внимания, взором или улыбкой даст понять, что все, что случилось вчера имеет смысл, но когда они встретились случайно в гостиной, он лишь церемонно поздоровался с ней, так холодно и так отстраненно, будто они и вовсе не были знакомы, и это сбило ее окончательно с толку. Она ведь сама просила оставить ее в покое, но добившись своего, отчего-то почувствовала обиду и разочарование. Но, не желая разбираться ни в себе, ни в своих чувствах, тем более после его холодного приветствия это казалось уже бессмысленным, попробовала оставить все мысли о нем.