Сюннёве Сульбаккен

Она встала, потому что из-за холма послышалось мычание коров, звон колокольчиков и возгласы ребят, пасущих стадо. Коровы, сытые и спокойные, медленно спускались вниз по склону горы. Карен постояла немного, глядя на стадо, потом попросила Сюннёве помочь ей осмотреть коров. Сюннёве неохотно поднялась и пошла вслед за матерью, но шла она очень медленно.

Карен Сульбаккен здоровалась со своим стадом. Мимо нее проходили одна корова за другой, они узнавали ее и приветствовали мычанием. Карен гладила их, разговаривала с ними и радовалась, что коровы были гладкие и упитанные.

— Да, — говорила она, — господь бог никогда не забывает тех, кто помнит о нем.

Она помогла Сюннёве загнать коров в стойла, потому что сегодня у Сюннёве дела шли из рук вон плохо, однако Карен ничего не сказала ей. Потом она помогла дочери подоить коров, хотя из-за этого она и задержалась на выгоне гораздо дольше, чем рассчитывала. Когда они процедили молоко и Карен стала собираться в дорогу, Сюннёве решила было проводить ее немного.

— Что ты, совсем не нужно, — сказала мать. — Ты, наверно, устала и хочешь отдохнуть.

Она взяла пустую корзинку, подала дочери руку и сказала, пристально глядя на нее:

— Скоро я опять приду посмотреть, как ты тут управляешься… А ты всегда помни о своих близких и выкинь из головы дурных людей.

Едва мать скрылась из виду, как Сюннёве начала лихорадочно думать, как бы ей узнать, что делается в Гранлиене. Она позвала брата Торбьорна и хотела было послать его в деревню, но когда тот пришел, Сюннёве решила, что будет опрометчиво доверить ему свою тайну. Поэтому на вопрос, зачем она просила его прийти, Сюннёве ответила: просто так. Потом она решила, что пойдет сама. Ее мучила неизвестность, и она бранила про себя Ингрид, которая оставила ее в полном неведении о судьбе Торбьорна. Ночь была светлая, и до Гранлиена было рукой подать. Тут Сюннёве снова вспомнила слова матери, и снова на ее глаза навернулись слезы. Однако она не стала мешкать и, накинув платок, пошла вниз по тропинке в обход, чтобы не наткнуться на ребят, пасших коров.

Она шла все быстрее и быстрее и под конец уже бежала, а камешки так и летели у нее из-под ног и катились вниз, пугая ее своим шумом. И хотя она знала, что это всего лишь камни, ей казалась, что кто-то бежит за ней, и тогда она останавливалась и прислушивалась. Но вокруг не было ни души, и она бежала еще быстрее.

Вдруг она наступила на большой камень, лежавший на краю дороги, и камень с грохотом покатился вниз, ломая кустарник. Сюннёве страшно испугалась, но еще больше она испугалась, когда увидела, что впереди нее по дороге движется какое-то странное существо. Сначала ей пришло в голову, что это какое-нибудь чудовище. Она остановилась, сдерживая дыхание, — чудовище на дороге тоже остановилось.

— Э-э-эй! — послышался крик.

Да ведь это мама! Сюннёве тотчас же сошла с дороги и спряталась в кустах. Она сидела там до тех пор, пока не убедилась, что мать не узнала ее и не возвращается обратно. Нет, Карен не было видно. Но и после этого Сюннёве не сразу вышла из своего убежища. Когда же она наконец вышла на дорогу, то старалась идти помедленнее, чтобы снова не догнать мать. Она проскользнула незамеченной мимо своего дома и вскоре подошла к Гранлиену.

При виде знакомого хутора Сюннёве снова почувствовала волнение, и чем ближе она подходила, тем больше волновалась. Хутор спал, вдоль стен стояли сельскохозяйственные орудия, штабелем лежали нарубленные дрова, а сверху был воткнут топор. Сюннёве прошла по двору и юркнула в дверь; там она снова остановилась, осмотрелась и внимательно прислушалась, но вокруг царило безмолвие. И пока она так стояла, не решаясь подняться наверх к Ингрид, она вдруг вспомнила, что несколько лет назад в такую же точно ночь Торбьорн пришел в ее садик и посадил там цветы. Она быстро сняла башмаки и поднялась по лестнице.

Ингрид очень испугалась, когда, проснувшись, увидела Сюнннёве, которая будила ее.

— Ну, что с ним? — шепотом спросила Сюннёве.

Ингрид окончательно проснулась и хотела начать одеваться, чтобы хоть немного выиграть время и не отвечать сразу. Однако Сюннёве села на край постели и, попросив ее не вставать, повторила свой вопрос.

— Ему теперь лучше, — сказала Ингрид. — Я как раз хотела идти к тебе на выгон.

— Ингрид, дорогая, не скрывай от меня ничего. Каких бы ты мне страшных вещей ни наговорила, я все равно готова к самому худшему.