Едва Карен услышала это, как тотчас же вышла из комнаты. Гутторм долго еще стоял у окна, потом повернулся и стал ходить взад и вперед по комнате. Вскоре вернулась Карен. Она остановилась и сказала:
— Все как я и ожидала. Сюннёве сидит у себя в комнате и плачет. Но когда я вошла, она сделала вид, что роется в комоде. — И, покачав головой, она продолжала — Нет, право, лучше бы Ингрид не ходила к нашей Сюннёве.
Карен начала готовить ужин и часто выходила из комнаты. Как раз, когда Карен отлучилась на кухню, в комнату вошла Сюннёве, печальная, с красными от слез глазами. Она прошла мимо отца, пристально посмотрела на него, потом села за стол и взяла книгу. Однако через минуту захлопнула ее, подошла к матери и спросила, не помочь ли ей.
— Да, помоги мне, доченька, — отвечала Карен. — Когда работешь, всегда легче на душе становится.
Сюннёве пора было накрывать на стол; стол стоял у окна. Отец, который все еще ходил взад и вперед по комнате, подошел к окну и посмотрел на улицу.
— Думаю, что ячмень еще выправится, хоть его и побило дождем, — сказал он.
Сюннёве остановилась возле отца и тоже выглянула из окна.
— В Гранлиене хороший будет урожай, — добавил Гутторм тихо.
Сюннёве ничего не ответила только смотрела в окно. Он повернулся к дочери и погладил ее по голове; потом снова, заходил па комнате.
Карен прочитала молитву, и они сели ужинать, но за столом царило тягостное молчание.
После ужина Карен снова прочитала молитву, и, когда все встали, она предложила почитать библию и пропеть псалмы. Так они и сделали.
— Слово божье дает мир и покой, а это величайшее благо для дома, — сказала Карен и посмотрела на Сюннёве, которая опустила при этом глаза. — Я хочу рассказать вам, одну историю, продолжала она. — Каждое слово в этой истории — истинная правда, и кое-кому стоить поразмыслить над тем, что я сейчас расскажу. И она начала рассказывать: