Сюрприз

Спросонья царевич не понял, из-за чего сыр-бор, дерево-то ведь на месте, но после нового вскрика остатки дремы вылетели из головы, и он понял, что на месте не дерево, а часть его. Хоть и большая. Веток, листьев и плодов, еще вчера склонявшихся почти до земли, сегодня не было и в помине.

При ближайшем рассмотрении, впрочем, ветки обнаружились. Они валялись кучей искореженного металла на земле, словно пропущенные сквозь чудовищную мясорубку, и если бы не изрядная доля воображения, за часть чудо-дерева признать их было бы совершенно невозможно.

Петер перестал носиться вокруг поруганного апельсина, остановился и вперил горящий взор в подоспевшего Иванушку:

— Это он! — обвиняюще прищурившись, прорычал вондерландец.

— Кто? — испугался царевич, лихорадочно раздумывая, пристало ли настоящему лукоморскому витязю придумывать алиби вороватому другу, или вороватый друг способен справиться с этим сам.

Но подвергнуть испытанию свои моральные принципы ему не пришлось.

— Он! Этот… фокусник-недоучка! — выплюнул со злостью парень. — Он всё сделает, лишь бы мой сюрприз испортить! А кто еще?! Некому больше!

— Но может, это был просто вор?

— Вор украл бы, а этот… этот… этот… — не находя эпитетов, отражающих в достаточной степени всю глубину, широту и полноту его чувств, Петер лишь скрипнул зубами: — …только всё изуродовал и бросил! Он издевался!

— Но, не зная наверняка, — поспешил на защиту безвестного мага Иван, — ты не можешь…

— …доказать, — договорил за товарища подошедший Волк. — Не пойман — не вор.

— Ну так я его поймаю!!! — прорычал юный суконщик.

— Сейчас поздно, — резонно заметил Сергий. — Он уже дрыхнет, поди, без задних ног. И если в кармане у него случайно не обнаружится завалявшийся медный листочек…

— А вот это мы сейчас поглядим! — багровый от возмущения и гнева, процедил парень и, сжав кулаки, бросился прочь.

Догадавшись, что путь взбешенного поклонника дочки пивовара лежал к жилищу мага, лукоморцы кинулись вослед.[2]

Бежать пришлось через всю деревню, и только на окраине остановились они у кособокого дряхлого домика. На стук калитки из окошка выглянула старушка, такая же кособокая и дряхлая, как ее домишко, близоруко прищурилась и улыбнулась.

— А, юный Петер!..

— Матушка Эльза! — без предисловий и приветствий сразу перешел к делу вондерландец. — Где это… этот… эт…

— Эрих-то? — бабулька или оказалась ясновидящей, или похожая ситуация повторялась слишком часто. — Эрих с вечера в кутузке сидит у шуцмана Готлиба.

— Что?..

— Пошел вчера в «Три ежа» — эля пропустить с устатку, с овцой-то весь день провозился, как проклятый, да повздорил с Хайнцем Колесником. Кучу посуды перебил, а заплатить не смог. Вот хозяин «Ежей» его в каталажку и сдал.

— А?..

Бабка явно была ясновидящей.

— Эрих ко мне присылал, не заплачу ли я за него, больше-то ему не к кому обратиться, но у меня откуда такие деньги. Он мне за квартиру-то месяц уже не плачивал, — старушка осуждающе поджала тонкие губы. — Так что пусть посидит до вечера, охолонёт.

— А-а… — разочарование и недоверие смешались на физиономии суконщика.

— Алиби, — со знанием дела договорил за него отрок Сергий.

— Вот видишь, Петер! — обрадованно проговорил Иван, — Эрих не виноват!

— Всё равно не верю, — ожег миротворца угрюмым взором вондерландец. — Всё равно это он! И я его, гадюку, всё равно поймаю!!!

— Караулить будешь всю ночь? — хмыкнул Серый.

— Буду! — процедил юноша, и глаза его кровожадно сверкнули.

— Мы тебе поможем! — вызвался Иванушка — не столько от реального желания посодействовать, сколько от беспокойства за судьбу шалопутного чародея, окажись тот неподалеку от апельсина раздора в недобрый час.

— Ты хотел сказать, ты поможешь, — кисло пробурчал Волк.

Склонность его друга подбирать и защищать сирых и убогих иногда действовала на нервы — когда просто не раздражала.

— Сергий, — мягко выговорил Иванушка. — Я всё равно никогда не поверю, что ты можешь допустить, чтобы невинному человеку предъявляли такое обвинение. И вообще хоть какое.

— Да я и сам не могу поверить… — брюзгливо пробормотал Серый, — …что опять благодаря тебе ввязываюсь в какую-то ерунду, из-за которой придется пялиться в темноту всю ночь как дураку…

— Я всегда знал, что у тебя очень добрая и отзывчивая душа, — пропустив мимо ушей «опять» и «ерунду», улыбнулся Иван.

Волк подавился возмущением, развернулся, сунул руки в карманы и зашагал на постоялый двор, раздумывая, завалиться ли сейчас досыпать или на оставшиеся деньги купить двух лошадей и убраться из этого Галлюцинофельда — или как там его, пока лукоморский витязь не вляпался — и не втянул его, самое главное — в очередную авантюру по поискам справедливости, добра и мира во всем мире.

* * *

Лукоморцы и Петер заступили в караул, как только полностью стемнело.