— Передача для больного, — добавил Кутайсов. — Фрукты там. Ну, и кое-что от простуды… Знаешь, Семеныч, убирай свои облатки-таблетки. Мы тебя лечить будем.
Представители общественности лечили больного, но не забывали подливать и себе. Видимо, из профилактики. Борейко через каждые пять минут приговаривал: «Ну, пирожки, я должен сказать!..» Ему вторил Кутайсов: «А грибочки — редкость!»
Когда антипростудное средство было исчерпано, Кутайсов спросил, доставая из кармана папиросы:
— А курить можно? Если, конечно, хозяева не возражают.
— Дай-ка и я, пожалуй, затянусь, — присоединился Борейко.
Пуская в потолок кольца дыма, глава месткома философски заметил:
— Да, время идет. Стареем, болеем. Как это римляне говорили? Сик транзит глориа мунди…
— Что это такое? — слабым голосом спросил больной.
— Так проходит слава мира.
— Глория… транзит… мунди, — неопределенно высказался Кутайсов.
Представителям общественности было тепло и хорошо. Полчасика остались далеко позади. Гости стали собираться домой, когда стрелки часов приближались уже к двенадцати.
— Так ты, Семеныч, того… выздоравливай, — пожелал на прощание Кутайсов. — Мы тебя поднимем на ноги.
А Борейко, уже держась за ручку двери, признался Анне Гавриловне:
— Правильно вы упрекнули нас, когда сказали, что мы как-то забыли про вашего мужа. Это нечуткость. Но дело поправимое…
На следующее утро телефон сообщил: Сорокина жаждет навестить группа сотрудников отдела снабжения.
Гостинец, который прихватили с собой снабженцы, был по содержанию точно таким же, как и первый. Разве что размером побольше.
Как и их предшественники, снабженцы хвалили грибы и пирожки. Домой тоже не торопились, хотя обещали задержаться «только на полчасика».
После ухода Анна Гавриловна сказала мужу:
— Петя, надень пижаму и выйди в коридор: твои товарищи так накурили — надо окно раскрывать.
Ночь Сорокин спал беспокойно. Его одолевали кошмары. Приснилось, будто, пришло к нему много гостей. Так много, что в комнате всем и не разместиться. Тогда кто-то из них предложил: «Давайте вынесем Петра Семеновича вместе с кроватью на кухню…»
Утром явился врач. Он осмотрел больного и долго качал головой. Вид у Сорокина был далеко не бравый.
— Аня, ты меняла воду щеглу? — спросил Петр Семенович. — Что-то он петь перестал…
— Меняла, — ответила жена. — А если ты читал наставление по содержанию птиц в клетках, то сам должен догадаться: щегол никотином, наверно, отравился… Не знаю, как только ты сам в таком дыму существуешь. Но не могу же я выгонять твоих сослуживцев в коридор: соседи протестуют, они некурящие.
Общественность проявляла к здоровью Сорокина все более широкий интерес. После снабженцев Петра Семеновича проведали представители бухгалтерии: Алла Ивановна, Белла Ивановна и Стелла Ивановна.
— Сорокин, дорогой, как это вы себя не уберегли? — воскликнула Алла Ивановна. — К здоровью надо относиться очень внимательно. Руки мыть, фрукты мыть, молоко кипятить, ручки дверей два раза в неделю протирать карболкой. Это правила. Медицина строга! Даже с женой нельзя целоваться, если вы подозреваете у нее грипп. Вот так у нас Сиделкин заразился гриппом. От собственной жены. И теперь — осложнение на сердце.
— Ах, эти сердечные осложнения у Сиделкина! — усмехнулась Белла Ивановна. — Думаю, жена-то здесь, в общем, ни при чем…
— Вот так, сейчас начнутся разные сплетни, — заметила Стелла Ивановна. — Давайте говорить о чем-нибудь другом.
Другой темы для бесед с больным не было. Зато нашли неисчерпаемый кладезь разговоров с его женой. Оказалось, что она великолепная портниха. Алла, Белла и Стелла наперебой атаковали ее вопросами:
— Анна Гавриловна, как сделаны на вашей юбке мягкие вытачки?
— И у вас очень хороший покрой косого рукава. Поделитесь опытом.
— А тунику вы никогда не шили? Сейчас это входит в моду.
Комната была наполнена радостным, умиленным повизгиванием.
А Петр Семенович лежал и думал, что он тут лишний. И еще думал, как бы пройти в конец коридора. В этом у него была крайне острая необходимость.
Несколько раз Сорокин говорил: хочу, мол, подняться. Но неумолимые женщины не понимали намека и твердили одно: «Вы больной, вам надо лежать».
Сорокин бледнел, зябко ежился и нетерпеливо ждал, когда же закончится демонстрация юбок и женщины уйдут.
Наконец Алла, Белла и Стелла дали отбой:
— Ну что ж? Мы у вас чудесно посидели. А то когда бы собрались…
Каждый день слышал Петр Семенович пламенные заверения:
— Мы тебя, Сорокин, поднимем на ноги!
Но он как-то не верил в это. Жизнь его становилась тягостнее. Ко всему прибавился новый минус: Анна Гавриловна не уделяла уже больному столько внимания, сколько прежде. Она была озабочена приемами.
— Ах, сегодня придет начальник отдела!.. Ох, только что звонил завканцелярией! Будет вечером.
— Анечка, но я просил же тебя взять в аптеке эфедрин и капли…
— Это, мой милый, легко сказать. Я зашла в аптеку, а в рецептурном отделе — очередь. У меня не хватило времени стоять. А в гастрономе в это время была деликатесная колбаса. Мне, что ли, она нужна — твоим сослуживцам. Я уже вся закружилась.