–– Я сама его отвезу. Я хочу видеть лицо этого мерзавца, когда он всё это прочтёт… Прошу вас, господин де Талейран, не лишайте меня этой радости.
–– Действительно, радость невиннейшая, – заметил он с ироничной усмешкой. – Хорошо. Думаю, он не настолько убит горем, чтобы воспринять ваше появление слишком близко к сердцу.
–– Полагаете, он не слишком любил Флору?
–– Не слишком. Все это комедия для публики. Мадам Флора изрядно ему надоела, будучи женой и отпугивая от него всех женщин, до которых он так охоч… От скандалов в этой семье сотрясалась не только площадь Карусель, но даже стены Лувра. Вот потеря ребенка – это, может быть, серьезнее, все-таки у него нет наследника… Я советую вам быть осторожной.
–– Я всегда осторожна, когда имею дело с ним… Спасибо вам ещё раз, господин министр.
Он поднялся, взял трость и медленно двинулся к выходу. У самой двери обернулся, лицо его было обеспокоенно.
–– Да, вот ещё что… – протянул он, делая небрежный жест. – При встрече с мадам Грант не упоминайте об этом доме… и о герцогине Фитц-Джеймс тоже. Договорились?
Улыбаясь, я быстро подошла к нему и очень искренне протянула ему руку – не для поцелуя, а именно для пожатия, как другу.
–– Господин де Талейран, спасибо… Я теперь вечная ваша должница. И мне так жаль, что во время нашей первой встречи… ну, словом, я была непростительно невежлива.
– Вы имеете в виду то, что назвали меня предателем? Да, вы были смелы.
–– О! Да я проклинаю себя за эту смелость!
–– Вы были более чем смелы. Вы были правы!
Вконец растерявшись, я не находила ответа. Потом прошептала:
–– Но ведь это ничего не меняет.
–– Я рад.
Он ещё раз осторожно пожал мне руку и, прихрамывая, вышел на лестницу.
8
Едва переехав заставу, я вышла из кареты Талейрана и приказала кучеру возвращаться в министерство. Карета министра всем бросалась в глаза, и её мелькание по городу непременно было бы замечено, а я не хотела компрометировать своего спасителя.
Впрочем, карета была мне уже не нужна. Любой извозчик, созерцая меня в моей теперешней одежде, не спрашивал наперёд, сколько у меня денег, а покорно вёз туда, куда я приказывала. Я назвала кучеру адрес: площадь Карусель, одиннадцать. Когда мы приехали туда, было уже далеко за полдень. Я приказала извозчику ждать, а сама отправилась в дом Клавьера.
Торжество переполняло меня. Торжество, смешанное с ненавистью и гневом, всё ещё не утоленным. Впрочем, я вряд ли смогу когда-нибудь забыть или простить Клавьеру эти последние два дня. Я не знала, что такое можно сделать, чтобы расквитаться с ним за этот сплошной кошмар.
Я уже не пыталась понять, что руководило им, что заставляло преследовать меня. Вероятно, это была любовь и ненависть одновременно, но сейчас я не хотела над этим задумываться. Не хотела вникать в смысл поступков Клавьера, а тем более жалеть его. Мне хотелось только одного: унизить его, оскорбить… может быть, плюнуть ему в лицо, как тогда, в Консьержери. Пожалуй, если бы я сделала это, ярость, терзающая меня, была бы хоть наполовину утолена.
Я вспомнила о своих близняшках и вспыхнула. Теперь я даже умом не хотела воспринимать того, что Клавьер – их отец. Физической связи между ними я давно не признавала. Да и не надо признавать. Близняшки – только мои, я одна их выносила и родила, а причастность к этому Клавьера надо забыть и вычеркнуть из памяти навсегда.
Дом банкира, к моему удивлению, не был отмечен даже ритуальными знаками траура, а в левом крыле здания, как и прежде, продолжались какие-то строительные работы. Правда, у лакея, встретившего меня в вестибюле, рукав был украшен чёрным бантом.
Он поклонился мне и почтительно застыл на месте, придерживая дверь и ожидая, что же я скажу.
–– Дома ли господин Клавьер? – спросила я сухо.
–– Нет, сударыня. Желаете подождать?
–– Нет. Желаю узнать, где он. В банке?
Лакей сделал отрицательный жест.
–– Господин банкир всегда по пятницам уезжает в клуб. Знаете клуб «Старина Роули»? Правда, осмелюсь заметить, что дамам лучше туда не ездить.
Не слушая его, я вышла и направилась к карете. То, что я услышала, мне совсем не понравилось. Я знала заведение, о котором говорил лакей: это было нечто вроде кабака, публичного дома, бильярдного зала и мужского клуба, собранных воедино. Там нувориши заказывали себе отдельные кабинеты и наслаждались жизнью, там устраивались офицерские попойки с модными нынче пуншами и голыми девицами. Даже название говорило само за себя: Старина Роули – это была кличка жеребца Карла II. Словом, это было крайне неприличное заведение, куда порядочным женщинам лучше не ходить.
Когда я назвала извозчику адрес, он изумлённо обернулся.
–– Вы уверены, что вам надо именно туда, сударыня?
–– Да! Уверена! И советовала бы вам не болтать, а ехать туда, куда приказано.
Приехав на место, я отпустила извозчика и быстро подошла к ограде. Взялась за ввинченное в дубовую дверь кольцо и сильно постучала. В двери открылось окошко, и привратник долго разглядывал меня.
–– Что вам надо?– спросил он наконец.
–– Я пришла к господину Клавьеру, – сказала я.
–– О! Так вам же на час позже назначено.