Сюзерен

Никакого внимания на вошедших подозрительные людишки не обратили, хотя один из них все же обернулся — лицо у него оказалось нехорошее: какое-то кривое и узкое, как серп, правда, толком-то беглецы его не разглядели — темновато было.

К большому удивлению Вожникова, едва они с Амандой уселись за стоявший сразу напротив входа стол, как из темноты вынырнул молодой слуга с двумя кружками в руках и, улыбаясь, слегка склонил голову:

— Вот вам пиво, мои господа. Свежайшее имбирное пиво! Пейте, а я сейчас капусточки принесу.

— Капусточка — это славно. — Потерев руки, молодой человек взял кружку и, сделав глубокий глоток, закашлялся, едва не подавившись.

Аманда хлопнула глазами:

— Что такое, сеньор?

С полминуты Егор, словно выброшенная на берег рыба, хватал губами воздух, а потом выругался и в сердцах сплюнул на пол:

— Обычно морды бьют за такое пиво! Мало того, что кислое, так еще и разбавленное какой-то мочой.

— Обычное пиво, — опасливо попробовав принесенный напиток, пожала плечами девушка. — Это еще ничего, бывает и хуже.

— Не знаю, где хуже, но…

— Пожалуйте, капусточка!

Подбежавший слуга шваркнул на стол глиняное блюдо с каким-то жутко пахнущим месивом, не вызвавшим у князя ни малейшего проблеска аппетита.

— Кушайте на здоровье!

— Э, ты издеваешься, что ли? — Егор грозно нахмурил брови и схватил слугу за рукав: — Что, нормальной еды никакой нет?

— Почему же нет? — пожал плечами парень. — Есть. Но только за отдельную плату, мои господа.

Вожников хмыкнул и скривился:

— Вот вам и все включено! Ладно, скажи, что там у тебя есть… на пять серебряшек?

— А много чего есть, уважаемые! — сразу оживился слуга. — Можем яичницу с луком сварганить, пожарить рыбу, принести кувшинчик доброго вина…

— Вот с вина и начни, — кивнул молодой человек, глядя, как Аманда отсчитывает парню монетки. — Надеюсь, оно не такое мерзкое, как ваше пиво. А потом тащи все — и яичницу, и рыбу… да, свечку не забудь, и еще хлеб. Есть у вас хлеб-то?

— Есть вчерашние булки.

— Черт с ним, — махнул рукой князь. — Тащи вчерашние, надеюсь, они еще не успели зачерстветь.

А вот вино оказалось на удивление приятным, да и яичница из десятка яиц тоже пришлась вполне по вкусу, как и жаренная на вертеле рыба. Вчерашние булки, конечно, особой мягкостью не отличались, но тоже ничего — зубы не сломаешь.

Умяв принесенную еду, гости повеселели и в сопровождении все того же слуги отправились в опочивальню… где, кроме них, оказалось еще человек восемь! Едва слуга распахнул дверь, как всех обдало смрадом давно немытых тел и еще каким-то не менее гнусным запахом — то ли мочи, то ли свежего навоза. А какой храп здесь стоял! И главное, у всех — разный: те, кто спал у стены, храпели этак нежно, булькающе, словно зарвавшийся саксофон в какой-нибудь джазовой миниатюре, расположившиеся на отдых у закрытого плотными ставнями окна гудели басовито, как рассерженные паровозы, а спящие на полу прямо-таки посвистывали, так что выходила какая-то слаженная симфония, чем-то напомнившая Егору известную мелодию Хачатуряна.

— Нет! — с порога заявил молодой человек. — Этот «Танец с саблями» нам не подходит. Не найдется ли у вас, любезнейший, так сказать, отдельного кабинета? Ты же видишь — я с дамой.

— А у нас приводить нельзя! — обернувшись, возразил слуга. — Для утех у нас и свои лярвы есть — заказывайте!

— Ого! — Вожников нехорошо прищурился: — Ты, кажется, мою подружку плохим словом назвал? Набить бы тебе морду, да уж ладно — комнату найдешь, прощу.

— Ну, вообще-то так не положено… — замялся слуга.

— А в морду? И за отдельную плату?

Аманда без лишних слов сунула в ладонь слуги оставшиеся монетки.

— Для дорогих чего только не сделаешь! — довольно ухмыльнулся парень. — Идите за мной, господа.

Покинув пропитанную храпом и смрадом опочивальню, молодые люди вслед за своим провожатым вышли во двор, с наслаждением вдыхая свежий ночной воздух. В черном небе сверкала луна, и желтые звезды равнодушно взирали на постояльцев.

Слуга обернулся:

— Вы обождите чуток, я сейчас…

Как он выглядел, Вожников не смог бы сказать — не разглядел, темновато. Круглолицый, среднего роста, довольно молод — лет, может, восемнадцать-двадцать. А блондин ли он, брюнет или рыжий… Впрочем, какая разница-то?

Ловко пробежав между возов, слуга скрылся во тьме… И тотчас со стороны амбара послышались глухие удары и какие-то вопли.

— А ну, пошли вон, кому сказано? — донеслось оттуда. — Убирайтесь живо, иначе хозяина позову, а уж он церемониться с вами не будет!

— Пожалей, Марко, не гони! Где ж мы ночевать-то будем?

— В людской заночуете или вон во дворе! А вообще, вовремя за постой платить надо.

— Да мы…

— Я сказал — проваливайте! Вот вам, вот!

Снова удары, потом вопли… и все вдруг как-то резко затихло, словно и не было ничего.

Вернувшись к гостям, Марко негромко позвал:

— Идемте.

Новые постояльцы переглянулись и молча зашагали вслед за своим провожатым, стараясь не зацепиться за стоящие тут и там телеги.

— Вон, — обернувшись, слуга указал рукой на амбар. — Там и ночуйте, ворота открыты.