— А какое отношение все это имеет к каникулам Сюзи? — поспешно и с тревогой осведомилась миссис Пейтон. — Джон, неужели ты серьезно хочешь, чтобы она снова увиделась с этим вульгарным деревенским увальнем? Вспомни его простонародные привычки и отвратительных приятелей, вроде этого Джима Хукера, не говоря уж о том, что… ты ведь это сам признал… что в его жилах течет кровь бретера, убийцы и… и одному богу известно, какие еще злодеяния совершил его отец перед смертью! Неужели ты считаешь, что такой юноша, сколько бы он ни унаследовал бесчестно нажитых денег, может быть подходящим знакомством для твоей дочери? Нет, я не верю, что тебе вздумалось пригласить его сюда!
— Боюсь, Элли, что именно это я и сделал, — с улыбкой ответил судья, на которого слова жены, казалось, не произвели ни малейшего впечатления. — Но еще больше я боюсь, что нарисованный тобой его нынешний портрет так же несправедлив, как и упреки в обмане и самозванстве. Отец Собриенте, с которым я виделся вчера в Сан-Хосе, говорит, что он очень умный, замечательно образованный юноша, с прекрасными манерами и утонченным вкусом. Деньги его отца, положенные на его имя в банк Кардена еще пять лет назад, ничем не хуже всяких других, а кровь его отца не повредит ему ни в Калифорнии, ни на Юго-Западе. Во всяком случае, в обществе его принимают все, а его опекуном был дон Хуан Робинсон. По правде говоря, еще неизвестно, кто стоит выше в глазах общества — он или родная дочь покойного Джона Силсби из миссурийской глуши и приемная дочь Джона Пейтона. Отец Собриенте, по-видимому, отлично осведомлен о прежних отношениях Кларенса с Сюзи и ее родителями, и было бы по меньшей мере невежливо, если бы мы сделали вид, что ничего не помним, или показали бы, что стыдимся прошлого. Поэтому я тут же попросил Собриенте передать молодому Бранту приглашение побывать у нас.
Раздражение, негодование и протесты миссис Пейтон оказались бессильными перед невозмутимым и властным добродушием мужа, и теперь они сменились полуистерическим фатализмом. Она покачала головой с суеверной покорностью судьбе.
— Ведь я не раз говорила тебе, Джон, как меня мучит предчувствие, что на нас надвигается что-то…
— Ну, если это что-то окажется застенчивым юношей, то, право же, я не могу усмотреть тут ничего зловещего. Они не встречались с самого раннего детства; вкусы их с тех пор изменились; если они и не будут спорить и ссориться, то, возможно, скоро наскучат друг другу. Но до той поры Кларенс так или иначе займет внимание нашей капризной барышни; к тому же, как ты говоришь, тут будет ее подруга Мэри Роджерс, и ему придется делить свою любезность между двумя девицами, и таким образом, — закончил Пейтон с притворной торжественностью, — будут удовлетворены самые строгие требования приличий. Я сообщу ей эту новость или ты?
— Нет… да. — Миссис Пейтон не знала, на что решиться. — Пожалуй, все-таки лучше я.
— Прекрасно. Итак, я оставляю его репутацию в твоих руках, но все-таки постарайся не давать воли своим предубеждениям, не то ты внушишь ей романтический интерес к нему.
И судья Пейтон с улыбкой удалился.
Из глаз миссис Пейтон выкатились две слезинки. Каждый год она так ждала, что каникулы Сюзи проведет только с ней, так мечтала о них, связывала с ними столько материнских надежд и желаний — и вот вновь ее мечтам не суждено было сбыться. Ее страшил приезд этой школьной подруги, которой ее дочь поверяла свои мысли и секреты, хотя сама же пригласила ее, еще больше страшась увидеть расстроенное лицо девочки; она страшилась появления юноши, товарища раннего детства Сюзи, когда она сама еще не знала ее; она, как мучительного испытания, страшилась и разговора с дочерью, — вдруг ей предстоит увидеть в глазах Сюзи то пленительное оживление, которого, как ей начинало казаться, никакая ее нежность и заботливость уже никогда не зажгут в них; но еще больше она страшилась, что свидетелем этого может стать ее муж. Ведь возвращенное здоровье этой женщины изменило и сделало более земной не только ее внешность, но и ее любовь, которая, не став совсем уж материалистическим чувством, все же приобрела менее возвышенный, эгоистический оттенок, еще усиливавшийся из-за одиночества и замкнутости ее жизни. Материнская страсть, оставшаяся неутоленной из-за смерти ее первенца, не могла удовлетвориться и беззаботной снисходительностью, которой отвечала на нее Сюзи; миссис Пейтон была введена в заблуждение легкостью, с какой девочка привыкла к ней, и детской способностью забывать прошлое, но теперь она начала смутно сознавать, что перед ней непонятная и чуждая ей натура.