Сиваш

По всему Крыму зазвенели шпоры Врангеля. Из Морского дворца в Севастополе — на поезд. В Симферополе на вокзале встретился с общественностью, выслушал бойкие речи, прошел вдоль фронта делегаций, каждому пожал руку. Не оставил без внимания и симферопольское духовенство: с вокзала поехал в собор. Постоял под куполом, перекрестился, глянул круглыми глазами — в поповых руках шире заходило кадило. И опять звенят шпоры — визит губернатору. Приветлив, но краток. Затем — в большое черное здание гостиницы «Московская» — кутеповский штаб. Здесь принял рапорт, оказал внимание Кутепову, при царе полковнику лейб-гвардии Преображенского полка, теперь генералу, командиру корпуса. Пристально взглянул на бородку генерала — точь-в-точь как у покойного царя… И вот уже шпоры звенят в коридоре женского института.

Вчера со свитой уехал в Феодосию. С ним французы в детских красных шапочках и британцы. Нынче он опять в Симферополе, и то только проездом. Но как ни занят — он, лихой кавалерист, любитель красивых лошадей, пришел на бега, где на девять призов было записано двадцать восемь резвых. Впивался глазами в ноги лошадей, волновался, краснел…

В Евпатории вышел к казакам на плац. Убитые тоской по Дону, казаки без лошадей стояли под крымским солнцем в пешем строю, увидели его фигуру в черкеске, услышали властный голос — оживились, подняли бороды. Он стоял в автомобиле, расставив ноги.

— Донцы! Я с честью выведу вас к вашим хатам, к вашему богатству!

Он сказал, что скоро, скоро придут пароходы… Станичники с надеждой взглянули в сторону гладкого безбрежного моря. О господи! Неужто наконец снова сядут на пароходы и — домой, на ласковый Дон… Но генерал взметнул кулак, подняв ветер широким рукавом черкески, сверкнул глазами и прокричал, что придут пароходы, полные грозного оружия, всем хватит карабинов и патронов к ним… Крякнули от досады станичники, над площадью пронесся тяжелый вздох, их губы шевелились, — казалось, зашептали молитву казаки. На самом же деле одними губами материли правителя, бога и природу. У иных от несбывшихся надежд выкатывались из сумрачных глаз соленые, мутные слезы.

Стоя в автомобиле, Врангель крутился во все стороны. Обещал после победы осыпать всех казаков золотом, каждому — хозяйство чуть ли не в триста десятин.

В пасху с епископом Вениамином помчался на передовые, к Сивашу, к бронепоездам «Волк», «Офицер» и «Георгий-Победоносец». Тепло, ясно, солнечно. Изредка татакнет пулемет, праздника ради ударит орудие. Подъехал к цепям, выпрыгнул из автомобиля, высокий, стройный, не боясь пули. Епископ вышел с крестом, христосовался с серыми шинелями, говорил: в праздник воскресения — все мысли о воскресении России. А Врангель сказал:

— Вас, героев, защитников Крыма, как офицеров, так и солдат, и ваши семьи, будьте спокойны, я не забуду!

Поехали к дроздовцам. Наградили, благословили.

Но нет, Врангель не ко всем хорош. Ненужных гонит прочь, кого куда: знатных на волю, за море, простых — на Принцевы острова в лагеря, в Египет и на Лемнос.

В Евпатории хорошо жил с молодой супругой престарелый генерал, председатель военного суда Дорошевский. Чины полиции носили ему окорока, масло и яйца. И вот зазвенели шпоры… и председатель пропал, выгнан.

Тридцать дурачков, мичманов флота, во главе с пасынком великого князя Николая Николаевича, задумали арестовать Врангеля, сделать правителем Слащева, а князя Романовского объявить блюстителем царского престола. В ресторанах без умолку провозглашали тосты в честь будущего самодержца… Врангель разогнал дурачков. А князь оказался вдруг застреленным.

Генерал Покровский — вешатель, убийца. Холодок пройдет по коже, когда посмотришь на его сутулую фигурку, на низкий черный лоб, крючковатый нос, когда заглянешь в пронзительные, страшные глаза. Нынче Покровский ходит и спит с охраной, боится Врангеля.

Казачьему генералу, командиру Донского корпуса Сидорину, Врангель теперь припомнил его речи в Ясиноватой. Не следовало Сидорину говорить, что не ему, Врангелю, с баронским титулом, быть правителем; не надо было смеяться над добровольцами, говорить, что краса и гордость белого стана генерал Кутепов в феврале на Кубани подчинился ему, казаку Сидорину… Пробил двенадцатый час! Врангель издал приказ о том, что в штабе Донского корпуса политиканство, газета штаба сеет вражду меж добровольцами и казаками, поносит вождей Добровольческой армии, проводит мысль о соглашении с большевиками. Посему: газету закрыть, редактора, сотника графа Дошайла, судить военно-полевым судом за государственную измену. Командира корпуса генерала Сидорина, начальника штаба профессора генерала Кельчевского и генерал-квартирмейстера Кислова от должностей отрешить.

Врангель опасался, что Сидорин не сдастся без боя, поведет казаков через Перекоп, на восток, на Дон. Потому секретно добровольцам, не казакам, предписал на Перекопе стать лицом на юг, на случай нападения Донского корпуса. Но Сидорин, прочитав приказ, рассмеялся и отправился с друзьями в ресторан.