Сиверсия

Она цепко ухватилась за его рукав.

– Я боюсь, Саша. У меня даже зубы стучат от страха. Я все время представляю себе, как это будет…

– Хорош любезничать! Погнали!

Пыль лезла в глаза, в нос и в рот, мешала видеть, мешала дышать. Пыль липла к ладоням, толстая, мохнатая, мышиного цвета. Пыль имела вкус горьковато-плесневелый. Пыль саднила в носу, заставляя чихать, до рези в легких, до головокружения. Из-за облака пыли рассмотреть ползущего впереди было нельзя. Можно было только по звуку догадываться, что не один в этом каменном мешке, заполненном до самых краев пылью.

Наконец Хабаров почувствовал легкое дуновение сквозняка. Левой рукой он толкнул легкую металлическую решетку, посветил фонариком и вылез наружу, на небольшую металлическую площадку. Здесь гуляли сквозняки. Он стащил с лица маску, с удовольствием сделал глубокий вдох и тут же закашлялся.

– Осторожно! – крикнул он в лаз, когда приступ кашля прошел. – За решеткой площадка метр на метр. По скобам надо, вниз. Мы метрах в десяти от пола. Я попробую спуститься. Скобы старые, могут не выдержать. Поэтому держитесь руками сразу за две скобы. Короче, как повезет…

Следом на площадку вылезла Марина. Она долго чихала и кашляла. За нею в лазе показался Тагир, что-то бубня по-ингушски, матерясь по-русски и отплевываясь.

Ржавые скобы под ногами жалобно поскрипывали. Два или три раза скоба ломалась под ногой Хабарова, тогда, повиснув на одних руках, он судорожно искал опору. Давно не тревоженные никем пенки ржавчины от скоб прилипали к его вспотевшим ладоням и резали кожу, точно бритва. Наконец, он нащупал ногой пол. Посветил фонариком.

Он стоял в большом тоннеле, хорошо продуваемом и, судя по эху, идущем далеко. По стенам шли толстые связки проводов с маркировкой, нанесенной на стены краской.

– Марина, спускайся!

– Нет! Я спущусь! – крикнул Тагир в ответ.

– Валяй… – пробубнил Хабаров и сел на бетонный выступ.

Спустившись, Тагир взял его на прицел.

– Давай саквояжи! – крикнул он Осадчему. – Веревки хватит.

Спуск саквояжей занял почти полчаса. Осадчий наверху их привязывал, Хабаров внизу узлы развязывал.

– Марина, в левом кармане куртки перчатки. Надень, иначе руки порежешь! За скобы крепче держись. Не сорвись! – крикнул Хабаров, когда девушка приготовилась спускаться.

Тагир хлопнул его по плечу.

– Странный ты мужик, спасатель! Она тебя отымела, да? Ты заботишься о ней. Не понимаю!

Хабаров хмуро глянул на него.

– И не поймешь, – сказал он и сплюнул.

Прошагав метров сто по гулкому холодному тоннелю, они остановились у пролома в стене. Хабаров попросил карту. Он внимательно разглядывал чертеж, сверялся с компасом, вмонтированным в наручные часы, потом опять глядел в карту. Наконец он подошел к пролому в кирпичной стене, протиснулся в него, что-то поискал фонариком, а найдя, грустно усмехнулся.

«Ах, Сева-Сева… Мог ли я предположить, что через каких-то два месяца пойду сам по этим твоим норам?! Как бы только не в последний путь…»

– Что? – не вытерпел, крикнул ему Осадчий. – Заблудились?

– Нет, к сожалению. Надо идти на один уровень вниз.

– Никита, опять по скобам я не полезу! Понял, да?! Пойдем этим тоннелем. Слушай, чем этот тоннель тебе плох? – волнуясь, затараторил Тагир.

– Этот тоннель не ведет к «Дмитрогорской». Но решать вам, – сказал Хабаров.

– Лезь в пролом! – жестко сказал Осадчий Тагиру.

Тот выругался, но подчинился.

Лаз был небольшой. Пробираться приходилось на четвереньках. Острый битый красный кирпич больно впивался в ноги и царапал ладони. За горкой битого кирпича виднелся не то чтобы проход, а скорее небольшая круглая нора диаметром не больше метра.

– Ой, мамочки! – крикнула Марина и спряталась за Хабарова.

– Что?

– Там! – она ткнула пальцем в угол. – Там есть кто-то!

Свет фонарика выхватил из темноты островок с двумя толстыми крысами. Одна из них подняла остроносую морду и села на задние лапы.

– Крысы – верный признак. Значит, скоро будем на месте, – сказал Хабаров.

Он посветил внутрь. Стенки «норы» были гладкими и матово поблескивали.

– Труба, что ли? – спросил Осадчий.

Хабаров кивнул.

– Ползти далеко. Без груза минут сорок. С грузом часа полтора. Клаустрофобией никто не страдает? Полтора часа в этой трубе вам полутора днями покажутся.

– Куда мы выйдем? – Осадчий развернул карту. – Покажи.

– Вот в этот штрек. Но это, если знать где именно из этой трубы выйти, – добавил Хабаров на всякий случай.

– Ну, что, барышня, – Осадчий улыбнулся с издевкой, – страшно?

Марина не ответила.

– А я в полном восторге! – так же саркастично заключил он и оглянулся на Тагира. – Я вижу, Тагирчик, ты тоже. Ладно. Лезь первым, спасатель.

Осадчий поставил в трубу два саквояжа, посмотрел вслед медленно поползшему вперед Хабарову.

– Я следом. За мной дама. Тагир, ты замыкающий. С нами Бог и маленькие боженятки!