Сиверсия

Багром на длинной деревянной жерди Хабаров принялся разбивать лед в колодце. Лед был толстый. От каждого удара по нему расходились радиальные трещины, но поддавался он медленно.

Ведром Хабаров выловил куски льда, и на поверхности воды осталась только мелкая ледяная крошка. Потом двумя закопченными на костре ведрами он стал носить воду в избушку, постепенно наполняя стоявшие у печи дубовые бочки.

Наносив воды, Хабаров пошел за дровами. С березовых поленьев он надрал бересты, поленья сложил в топке аккуратной клеткой и, подсунув под них бересту, поджег.

– Чувствую, дымком потянуло… – донесся с печи голос Митрича.

– Дрова сухие. Скоро будет тепло. Пойду, в сенцы дров наношу.

Необычная для него, городского жителя, работа отвлекала, ни о чем не думалось, кроме того, что он должен сделать сейчас, в эту самую минуту. Но работа закончилась, и мысли-страшилки опять полезли со всех сторон. Хабаров поймал себя на том, что прислушивается к организму и пытается уловить признаки очередного страшного приступа, наподобие того, что свалил его вчера. Он нащупал в кармане таблетки, которые дал ему Тасманов для снятия болевого синдрома, он даже достал коробочку, но, повертев в руках, сунул назад в карман.

– На, отвару выпей, – Митрич протянул ему с печи теплую кружку со снадобьем.

– Пожрать бы сначала, – сказал Хабаров и пошел к своему рюкзаку, стоявшему под вешалкой. – Работа на свежем воздухе сделала меня жутко голодным! Давай, слезай, сегодня я угощаю! Постой, что такое?

Хабаров в недоумении вытащил из рюкзака полушубок и пару валенок Митрича.

– Сегодня среда. День очень сильной энергетики. Голодание по средам – самая полезная штука. Пей отвар. Больше сегодня ты не получишь ничего.

Хабаров бросил рюкзак и вещи на пол.

– Зачем ты со мной, как с желторотым пацаном? А?! Зачем унижаешь меня? Со мною можно говорить. Го-во-рить! Понимаешь? У меня есть уши, чтобы слышать. У меня есть мозги, немного, правда, но есть, чтобы соображать. У меня есть воля. Я могу себя заставить. А ты… Ты…

Хабаров врезал кулаком о дверной косяк и, обидевшись, хлопнул дверью.

По маленькой расчищенной от снега площадке возле дома он нервно ходил туда-сюда.

– Ты же хотел уединения? Вот тебе уединение! По самые уши! Хотел тихо уйти? Уйдешь! «Приезжай меня хоронить…» Педагог – целитель, хренов!

Он обернулся к избушке и погрозил кулаком.

В клинику к брату Алина приехала без предупреждения, чтобы наверняка. Ссылаясь на занятость, Тасманов отказывался общаться с нею по телефону, дома она его застать не могла, и продолжались эти прятки четвертый день.

– Алеша, нам надо поговорить!

– Привет, сестренка! Это совершенно невозможно. Прости.

– Я никуда отсюда не уйду!

Тасманов только что вышел из операционной. На нем была светло зеленая униформа, спереди и сзади обильно пропитанная потом.

– Галя! Галя, черт тебя возьми, где ты? Иди сюда! Лада! – он обернулся к сидевшей за столиком дежурной медсестре. – Лада, анализ крови Королева мне. Бегом!

– Сейчас, Алексей Кимович.

– Каждый час брать. Поняла? Каждый!

Медсестра кивнула, сунула в руки Тасманову листок.

– Где Галя? Найди мне ее.

– Здесь я, Алексей Кимович.

Худенькая медсестра бежала к ним по коридору.

– Капельницу Иванову поставила?

– Да. Все в порядке.

– Давай, займись Алиной Кимовной. Отведи ко мне, напои чаем, – он бросил медсестре ключи. – Извини, – он чмокнул Алину в щеку, – у меня еще две операции.

Отстранив Алину, он юркнул в предоперационную, дверь в которую, со словами «Женщина, вам сюда нельзя!», прямо перед носом Алины закрыла строгая медсестра.

– У вас такой дурдом каждый день? – спросила Алина, следуя за медсестрой в кабинет Тасманова.

– Сегодня у нас нормально, потому что Алексей Кимович дежурит. У него и врачи, и медсестры – все под контролем. Зря никого не дергает, выполняется необходимая работа в необходимой последовательности. А вот завтра точно будет дурдом. Завтра Станислав Ростиславович дежурит.

– Чем же один от другого отличается?

Медсестра распахнула перед Алиной дверь.

– Станислав Ростиславович начальник, а Алексей Кимович врач. Разницу понимаете?

Алина улыбнулась. Медсестра включила электрический чайник.

– Не надо мне чаю. Я просто посижу. Как вы думаете, Галочка, долго мне здесь куковать?

– Устраивайтесь поудобнее. Пожалуйста, не трогайте компьютер и бумаги на столе. Алексей Кимович от этого просто звереет. Уборщицу загрыз на смерть – за то, что бумаги в стопку сложила. Извините, я должна идти. Если что, я в процедурной.

Алина сняла белый халат, повесила его на вешалку слева от входа и подошла к окну. Радуясь внезапно наступившей оттепели, в больничном парке мальчишки из соседних домов играли в снежки. Пузатые красногрудые снегири, усевшиеся стайкой на верхушке березы, смотрели на детей, то и дело обмениваясь впечатлениями. Несколько человек в больничных пижамах и накинутых на плечи куртках, опираясь на костыли, стояли на тропинке, под березой, курили и тоже весело обсуждали ход поединка на снежках.