– Бог, – возразила Сивилла, – не позволил бы им делать ошибки.
– О, Он постоянно допускает, чтобы люди делали ошибки! – В голосе доктора прозвучала нотка иронии.
– Да, – согласилась Сивилла. Потом выражение ее лица стало напряженным, и она добавила: – Но не в таких важных вопросах, как передача Его Законов множеству грядущих поколений людей.
– Является ли любовь к ближнему частью почитания Бога? – спросила доктор.
– Да, является, – уверенно ответила Сивилла. – Но именно частью. Господь сказал: «Возлюби ближнего как самого себя».
– А если у кого-то из соседей день рождения пришелся на субботу, – спросила доктор, – можно ли лишить его возможности отпраздновать этот день?
– Да, – подтвердила Сивилла. – Господь сказал, что Он прежде всего.
– Нет.
– Хорошо, – настаивала доктор, – вы празднуете Рождество, день рождения Христа?
– Наша церковь не празднует. Очень хорошо сознавать и помнить, что Он когда-то родился, но нужно иметь в виду, что произошло это не в тот конкретный день, двадцать пятого декабря.
– Уместно ли относиться с уважением к дню, когда мы родились, если мы являемся детьми Божьими?
Сивилла ответила сурово:
– Но не обязательно устраивать вечеринку, объедаться, вопить и творить тому подобные вещи по субботам. Следует соблюдать многие правила, если собираешься идти путем Господним. Это вовсе не легко. Святой Иоанн Креститель сказал: «Я боролся, и тяжко боролся».
На некоторое время наступило молчание. Затем с прямотой, рассчитанной на то, чтобы оживить подавляемые сомнения Сивиллы – сомнения, выражаемые некоторыми из ее других «я», – доктор Уилбур сказала:
– Хорошо. Есть момент, которого я совершенно не понимаю относительно вашей религии: одна из вещей, за которую человек боролся в течение веков, – это его свобода.
– Вполне возможно. Но никто не хочет быть свободным от Бога.
Последнее слово осталось за неколебимой Сивиллой.
Несколько дней спустя Пегги Лу и Пегги Энн продемонстрировали смесь гнева и страха, когда доктор Уилбур заговорила с ними о религии.
– Там все запутано, – сказала Пегги Лу, выступая и за себя, и за Пегги Энн. – Об этом бесполезно говорить. Там все закручено кругами. – Расхаживая по кабинету, Пегги Лу вдруг остановилась. – Вроде бы это все только для того, чтоб ты не расстраивалась. Вроде бы чтоб помочь тебе. Но мне это никогда не помогало. Это никогда не помогало Пегги Энн и вообще никому из нас. – Пламя протеста было неукротимо, однако церковь все еще стояла. Но Пегги Лу, продолжая мерить шагами пол, все-таки добралась до тупика, резко бросив: – Мне хотелось бы разорвать эту церковь на куски!
Ванесса влетела в кабинет через несколько дней после обличительной речи Пегги Лу. Хотя Ванесса была не совсем готова «разорвать эту церковь на куски», но она выразила презрение как в отношении запретов церкви, так и в отношении ее прихожан.
– Я неверующая, – сказала Ванесса, изящно откинув голову, – но если бы и была ею, эти люди из церкви Уиллоу-Корнерса отвергли бы меня. Они были фанатичны, несправедливы, иррациональны и лживы. Просто не понимаю, как они решались называть себя христианами. – Губы Ванессы сложились в презрительную улыбку. – Все эти вещи, которые приходилось делать для того, чтобы быть праведным, – фыркнула она. – Ирония состояла в том, что вещи, которые тебе хотелось делать, вовсе не были неправильными. Но в субботу от тебя требовалось просто сидеть. Это, конечно, было пустой тратой времени, мой дорогой Ватсон.
Она умолкла и взглянула доктору в глаза:
– И должна признаться, доктор, я не понимала смысла Божьей любви. Мать всегда пыталась внушить мне, что Бог есть любовь, а я не могла понять, что такое любовь. Но я точно знала, что не хотела бы, чтобы Бог был похож на мою мать.
– Понимаю, – откликнулась доктор.
– Мать говорила, что любит меня, но если это называлось любовью…
– То вы не хотели любви…
– А от меня ожидали стремления к Богу…
– Потому что я не представляла, что этот Бог и его любовь собираются сделать со мной, – пояснила Ванесса.
– Конечно, – согласилась доктор. – Поэтому вы боялись.
Еще до того, как Ванесса покинула кабинет, на сцене появилась Марсия с несколькими собственными вариациями на заданную тему. Религиозная и в то же время недовольная религиозными запретами, рождавшими в ней ощущение отчужденности и лишавшими ее возможности свободно развиваться, она задумчиво глядела на доктора.
– Все, что можно было остальным, мне запрещалось. Самое худшее то, что, даже когда я стала взрослой, я все равно знала, что не могу делать этих вещей – танцевать, ходить в кино, носить украшения. Вы можете себе представить, доктор Уилбур, я ни разу не была в кино до того, как переехала жить в Нью-Йорк? – доверительно сообщила она, иронически, почти комически пожимая плечами.
Марсия слабо улыбнулась.