Сивилла – волшебница Кумского грота

— Исполняю слово оракула, даю мой поцелуй прежде всех нашей обшей матери — земле отечества.

Туллия громко расхохоталась:

— Гляди, Тарквиний! Старик растянулся по земле! Это, верно, от морской качки.

Тарквиний, точно старый филин при дневном свете, хлопая отуманенными веками, упорно стремящимися к дремоте от винных возлияний, ничего не разглядел да и не старался, ничем не интересуясь в последнее время. Жена и старший сын оттерли его на задний план в делах правления, отняли у него власть.

Когда-то мужественный, величественный человек, стяжавший заслуженно прозвище Суперба, или Гордого, под старость превратился в размякшую тряпку под гнетом башмака жены и сапога старшего сына, который давно фактически властвовал над всей римской областью вместо него.

— Что ты, мой Говорящий Пес, валяешься в пыли? — закричала Туллия Бруту, не дожидаясь, когда он к ней подойдет.

— Эх, — отозвался старик, поднимаясь с забавными ужимками и отряхивая запачканную тогу со звуками, похожими на утиное кряканье и лягушечье кваканье. — Эх! Голова закружилась, не мог устоять на ногах. Здравствуй, могучая Немезида!.. М-м… бе-е… ве-ек!.. кхи!.. кхи!..

— Ты, верно, пьян, старикашка, — заметил Секст со смехом. — Лечился от морской болезни даром Бахуса перед самой высадкой?..

— Немножечко… от радости выпил — домой ведь еду.

Покачиваясь, как пьяный, он дал Сексту свиток, в котором был записан ответ Дельфийского оракула. Тот передал свиток Тарквинию.

Туллия намеревалась вырвать послание из рук мужа, чтобы прочесть самой, но в этот момент младшие сыновья подбежали и чмокнули ее восторженным поцелуем разом в обе щеки так громко, что у старухи в ушах зазвенело.

— Что вы делаете?! — вскричала она, отбиваясь от слишком горячих сыновних поцелуев. — Обезумели, что ли, от радости, вернувшись домой?! Вот какие нежности небывалые! Довольно, дети, довольно!..

Оставив ее в покое, сыновья принялись спорить, не обращая внимания на другую родню, не здороваясь даже с отцом.

— Я первый поцеловал, — говорил Арунс.

— Нет, я, — возражал ему Тит настойчиво.

— Не спорь!..

— Никогда не уступлю тебе этого.

— Не уступишь… Увидим, глупый мальчишка!

Тит выхватил кинжал, но Брут успел схватить его за руку, а Туллия бросилась разнимать сыновей.

— Из-за чего вы вдруг подрались? Или и вы, как Брут, напились? Стыдно!..

Юноши нехотя поздоровались с отцом, Секстом и другими, после чего Тарквиний, отдавая жене прочитанный свиток с ответом оракула, молвил, заплетаясь языком, который в последнем году у него расстроился до состояния легкого паралича.

— Я всю мою охоту уничтожу… всех собак велю передушить. Вот не ожидал! Они мои враги! Нынче же прикажу повесить всю псарню.

Брут молча ухмылялся, поняв смысл прорицания, а Туллия громко прочла стихи пифии:

Когда ваш пес по-человечьи молвит,
Возможет враг Тарквиниев всех власть
Заставить в прах разрушиться пред силой
И навсегда без возрожденья пасть.

Туллия улыбнулась.

— Луций! — позвала она уходящего мужа. — Что тебе вздумалось считать собак врагами и душить такую хорошую дрессированную свору? Я не вижу опасности. Оракул без малейшей двусмысленности прямо говорит, что твоя власть несокрушима — что тебе пасть так же невозможно, как и собаке заговорить.

Это было в первый раз, что тиранка стала просить о пощаде приговоренных к смерти… собак, ибо для людей в ее черном сердце снисхождения найтись не могло.

Глава XII Замысел Секста

Успокоившись благоприятным прорицанием, Тарквиний и Туллия покинули гавань и уехали в Рим с возвратившимися сыновьями, Брутом и всей родней.

Тарквиний через несколько дней уехал на войну, но Секст соскучился в стане и не поладил с суровым, прямолинейным Мамилием, мужем Арны, поэтому он остался вместо отца дома под пустым предлогом залечивания ничтожной раны.

Спурий тоже остался, мотивируя это желанием самого Мамилия, чтобы не мешать этруску одному командовать римской армией, но на самом деле ради того, чтоб узнать, как ему теперь смотреть на Брута.

Спурий, Валерий, Луций Колатин редко попадались тиранке на глаза, а Лукреция совсем уехала домой, в Коллацию.

Туллия забыла их, не придиралась во время своих припадков пьяной тоски и гнева. Жертвами ее дурных часов были Фульвия и Арна, не имевшие возможности удалиться от нее. Везде они ей мешали, ничем не могли угодить.

Препятствий для свадьбы Секста с Фульвией теперь не было. Несчастная девушка была в отчаянии. Туллия вспомнила этот свой проект, позвала племянницу к себе и заговорила:

— Готовь твое желтое покрывало, Фульвия! В восьмой день календ марта ты станешь женой Секста.

— Тетушка, пощади! — завопила Фульвия, ошеломленная таким издевательством над ее чувствами. — Когда тебе угодно, только не в этот день!

— А мне угодно именно в этот день! — ответила тиранка, засмеявшись.

Восьмой день календ марта был годовщиной казни Эмилия. Фульвия, вне себя от горя, бросилась искать Брута.