Сизиф

Теперь у него открывались глаза. Он осознал внезапно, как ничтожно мал тот срок, которым привыкли измерять неудачные и даже удачные браки, и как наивно предполагать, что в такие сроки возможно целиком постичь другое человеческое существо. Если предчувствие не обмануло, что тоже случается сплошь и рядом, со временем узнаешь, что являющийся образ совершенства — это только напоминание о необходимости продолжать терпеливый труд любви, что твой спутник в жизни становится все больше и больше на него похожим. А если так ослепительно повезет, как повезло ему, увидишь, что любимое тобой существо как раз и есть то самое земное воплощение совершенства, и это его дух тревожил тебя, мелькая отражениями в дневной суете и посещая во снах, чтобы душа твоя не засыпала, не останавливалась на полдороге, училась отличать неживую мечту от живого счастья и обрела полноту бытия и совершенство чувств.

Сизиф смотрел на спящую плеяду и с волнением ждал рассвета.

Она проснулась, но не хотела открывать глаз. Солнечный свет не сулил ничего утешительного, ей вот уже несколько дней приходилось совершать усилие, чтобы сделать этот первый шаг все к тому же унынию, к тем же заботам о безутешной душе мужа, которыми были полны вчерашний день и тот, что ему предшествовал. Но первое, что она увидела, была улыбка Сизифа, не появлявшаяся на его лице много лет. Меропа бросилась ему на шею, заливаясь счастливыми слезами.

— Позволь мне сказать, как счастлив я с тобой, — говорил Сизиф. — Как я горд тем, что ты выбрала меня среди живущих. Узнай также, что, когда бы ни случилось то, чего мы с таким страхом ждали все это время — а мне кажется, что день этот настал, — никакая сила не сумеет нас разлучить, ни на земле, ни где бы то ни было. А теперь я расскажу тебе, что мы будем делать.

Едва успела порадоваться плеяда, впервые за много-много дней, как вновь от нее требовали освоить одну из немыслимых причуд этого мира. Теперь ей надлежало остаться в полном одиночестве — не надолго, как утверждал Сизиф, но в этот раз она не могла знать, куда он отправляется, и в ожидании своем воображать его живым и невредимым, хотя бы и вдали от дома. Как раз напротив, вопреки его уверениям, Меропе предстояло увидеть мужа мертвым и, каким-то непонятным усилием удержавшись от отчаяния, ждать его возвращения ниоткуда.

Плеяда готовилась пережить то, о чем не могла и помыслить небесная дева, решительно обрекая себя на судьбу земной женщины. Эта судьба, которая некогда виделась ей столь желанной, а ныне предъявляла требования, одно невыносимее другого, заставляла ее спрашивать себя: к этому ли она стремилась, столь ли непреклонным было бы ее решение, знай она наперед обо всех его последствиях. К ней возвращалась память о том, чему не было места в ее новой жизни, и, как только этот запрет оказался преодоленным, она уже не могла не увидеть, что во всем случившемся есть и ее вина. Нынешнее своеволие мужа было вполне под стать ее собственному своеволию. Так пристало ли ей, изменившей своей природе, сетовать, что не одно лишь блаженство она получает в награду. Горше всего было, что не ей приходится платить самую высокую цену, что расстаться с жизнью предстоит ее возлюбленному, что не знает она способа сделать это вместо него.

Будто слыша ее мысли, Сизиф продолжал утешать жену, стараясь передать ей уверенность, обретенную во сне.

— Ты умное и храброе существо. Ты сможешь это понять. Не с человеческой жизнью своей я хочу расстаться. Ее-то как раз я надеюсь себе вернуть. Таким способом развязав этот узел, я сойду в Аид не мятежным и обузданным духом заблуждения, каковым меня сделал страх и каковым мне быть не пристало, а обыкновенным смертным, чья судьба находится в руках богов. Но если, как я догадываюсь, они будут вынуждены считаться с их собственными правилами, они вернут меня обратно. И вновь — не потому, что я соперничаю с ними силой и могуществом, а лишь по той причине, что я — человек. Не думаю, что жизнь наша вслед за этим еще сколько-нибудь продлится, но то будет совсем другая кончина. Мы уйдем с миром, вместе, и, что бы ни ожидало нас за этим порогом, нам не придется этого страшиться, как не пугало нас ничто здесь, на земле, за исключением той проклятой встречи, когда я утратил самообладание. Если я вернусь, у нас не будет больше сомнений в том, какова наша доля.

— Если вернешься…

Сизиф нахмурился и ответил не сразу. В этот миг он не хотел лукавить и ничего не собирался скрывать от Меропы.

— Я по-прежнему страшусь смерти, — сказал он затем. — Все это вовсе не кажется мне увлекательным. Я не уверен даже, смогу ли выдержать то, что мне предстоит. Но поступим мы именно так. Я надеюсь на твою силу и твою мудрость. Больше мне надеяться не на что.

Меропа не сумела с собой совладать, лицо ее исказила гримаса — рот судорожно раскрылся, между оскаленными зубами показался безвольно повисший кончик языка, вытаращенные глаза вдвое увеличились в размерах и округлились. Сизифу показалось даже, что поднялись, извиваясь, как живые, несколько прядей ее волос темного шелка.