Сизиф

Рассказ затянулся, и Деион устал. Он еще нашел в себе силы, чтобы коротко сообщить о двух других эолидах — Магне и Периере, мирно окончивших дни в своих владениях, но тяжкую долю последнего брата Кретея приходилось отложить до другого раза. Был в этом и бессознательный умысел старика, сколь возможно оттягивавшего разговор о том, что прямо задевало гостя.

Теперь совсем стемнело. Широкое крыльцо у песчаной площадки освещали два факела, бесшумно зажженные рабом. Пролетели над домом гуси, коротко уточняя что-то друг другу низкими голосами. Подняв голову, Сизиф отыскал среди сентябрьских созвездий Плеяд и долго старался разглядеть между шестью звездами седьмую, то ли отсутствовавшую, то ли остававшуюся невидимой.

При всей ее гибельной изощренности, жизнь была проста, предлагая лишь два направления — к успеху или поражению. И завершенные, и близившаяся к концу судьбы братьев отчетливо на это указывали, еще раз грубо ткнув носом в утраченное им время, но и дав тем самым редкую возможность увидеть всех вместе в единой перспективе, где и ему полагалось стоять в нужном ряду. Для обозрения открывалась династия, разделившаяся на благословенных и отверженных, ибо по некоторым намекам и умолчаниям Деиона он мог догадаться, что с Кретеем дела обстояли не лучше, чем с Афамантом и Салмонеем. Кому же в затылок следовало стать ему? Нынешнее положение выглядело, как необычно ранний провал, так что в самый раз было вслед за временем утратить всякую надежду. Но не ощущал Сизиф никакой угнетенности духа. Напротив, ему казалось, что вместе с новым испытанием, к которому он готовился, близится непонятное еще, но вполне реальное освобождение. Отнюдь не бесславный конец предрекал ему оракул. Возможно, не суждено ему было испытать и безмятежное счастье, подобно Деиону или Магну, но означало все это только одно — выпадение из ряда, свою собственную, отличную от рода стезю. Разве не оказывался он теперь, единственный среди братьев с еще не завершенной судьбой, — седьмым? Разве не обещало ему всегда это строгое число удачу? И разве не выпал он уже из времени самым недвусмысленным образом? Ничего принадлежавшего ему он пока не потерял, и даже рванувшееся из рук время не оставило на нем своих следов.

Сизиф все продолжал отыскивать в черных небесах спрятавшуюся плеяду, когда рабыня передала мужчинам приглашение хозяйки дома к ужину.

* * *

— Не сердись, что я не уделял тебе много внимания с тех пор, как мы пришли в Фокиду. Но ты знаешь, что нам тут пришлось увидеть, и, может быть, догадываешься сама, чем были заняты мои мысли.

Сизиф только переступил порог и издали наблюдал, как Меропа расчесывает и укладывает волосы перед сном.

— Все, что я говорил тебе в дороге о том, куда мы идем и что нас ждет за Истмом, надо забыть. Придется искать другое место. Если ты готова меня выслушать, я скажу, что я об этом думаю.

— Конечно, я готова выслушать тебя и завтра же отправиться, куда бы ты ни захотел. Но скажи сначала мне, неразумной: почему ты хочешь забыть о том, что так воодушевляло тебя каждый день нашего пути?

Похожего ответа Сизиф очень ждал и боялся не услышать.

— Тебе известно, что по прихоти богов мы пропустили час, и день, и год — и не один, — когда все это могло с легкостью осуществиться. Зачем ты притворяешься неразумной?

— Я знаю, что боги сурово обошлись с твоим братом и его семьей, заставив их наблюдать чудо, свершившееся с нами. Но мне известно и другое: мы с тобой ничуть не переменились, ни в наших летах, ни в наших мыслях. Я знаю, как тебе хотелось попасть в Эфиру, и, право же, без всякого притворства не пойму, что побуждает тебя отказаться от своего намерения.

— Мы шли в Эфиру не убежища искать. До поры до времени я был никем, это правда. Однажды решил — и ты мне в этом помогла — строить свою жизнь самому и сделать ее достойной. Но я не завоеватель. Одно дело, когда само положение дел предлагает человеку занять подобающее место, совсем другое, когда ему предстоит вмешаться в дела целого города и искать путей к власти над ним, пользуясь хитростью и, одни только боги знают, чем еще. Может быть, тебе не так уж важно, кем будет твой муж? Готова ли ты вместе со мной вновь стать никем? Тогда скажи мне об этом прямо, и мы отправимся в Эфиру или куда угодно, выбрав направление по ветру, подувшему с утра, или по полету птиц.

— Мой муж — тот, кто он есть, — отвечала Меропа тихим своим голосом, — никакое положение ничего ему не прибавит и не убавит в моих глазах. Я, правда, не совсем понимаю, что значит быть никем. По-твоему, в Эолии я тоже была никем? Мне так не казалось. Во всяком случае, этот «никто» не был обойден жизнью, своим вниманием меня одарил не только сын царя, но и тот, кого выбрало мое собственное сердце. Мне не хотелось бы, однако, чтобы эти слова звучали возражением. Я вовсе не собираюсь препятствовать твоим желаниям. Я только недоумеваю, откуда пришла к тебе уверенность, что все пропало.