Сизифов труд

Стоя у окна, Марцинек зубрил общеизвестные грамматические термины, которые знал, мало сказать как «Отче наш», а как таблицу умножения, в разбивку, и апатично глядел во двор.

Разговор в соседней комнате был для него мало интересен, его внимание было привлечено происходящим во дворе.

Там стоял еврей, одетый в сюртук, правда длинный, но не до пят, как обычно, и притом совершенно чистый. Он держал во рту белый костяной набалдашник своей трости и слушал, что оживленно рассказывал ему номерной. Время от времени он бросал взгляд на окно, у которого стоял Марцинек, и усердно чесал в бороде пальцами правой руки. Наконец он не спеша приблизился к дверям номера и постучал.

– Кто там? – с тревогой спросила пани Борович, позорачивая ключ в замке.

– Это я, вельможная пани, – сказал пришелец, просовывая голову в номер. – Я по хлебной части, хотел бы поговорить о делах.

– У меня нет сейчас времени заниматься делами. Поезжайте, пожалуйста, к мужу в Гавронки, с ним и поговорите.

– Легко сказать, вельможная пани, поезжайте… Такие тяжелые времена настали с этим застоем, с этим… правительством. Да что я, не мне, вельможная пани, объяснять вам эти вещи, – отвечал он, почти силой проникая в комнату.

– Вот что, любезный, я не вельможная и о делах сейчас здесь говорить не стану, у меня на шее дела поважней…

– С этим молодым человеком?… Понимаю, понимаю, дорогая пани. Это затруднение немалое… Я знаю, знаю… – сказал он со вздохом.

Вздох и особенно упоминание о молодом человеке тотчас смягчили сердце пани Борович.

– Может, сами отдавали сына в гимназию? – спросила она.

– Сам я не отдавал, потому что мне не по карману такие фанаберии в нынешнее время, но мой брат – тот отдавал. Ну, и получил удовольствие… А в какой класс? – с улыбкой спросил он Марцинека.

– В приготовительный.

– У-у! Очень много кандидатов, целых сто человек, говорят, на тридцать четыре места. А он хорошо подготовлен… извиняюсь, как зовут сыночка?

– Марцинек… – ответила пани Борович. – Спрашиваете, хорошо ли подготовлен? Конечно хорошо, но выдержит ли… кто может знать?…

– Почему ему не выдержать, такому Марцинеку? – воскликнул купец. – Он наверное выдержит, только выдержать и поступить – это две большие разницы. Вы только посчитайте: сто, а может, и больше еще кандидатов на тридцать четыре места. Это же страшная цифра. Они… эти москали, – прибавил он потише, – наверное, и по латыни будут спрашивать наших детей на экзамене в приготовительный класс!.. Сейчас почти все подготовлены, все говорят по-русски, пани моя дорогая, а они выбирают только некоторых. Ой, какие это тяжелые времена, вельможная пани, для просвещения.

Глаза Марцинека встретились со взглядом матери и не почерпнули там бодрости. Этот еврей вдруг показался пани Борович дурным вестником. Ей захотелось поскорее отвязаться от него, но он вдруг сказал:

– Мой брат два года назад, когда тоже отдавал сына в приготовительный, прекрасно устроился.

– Как же он устроился?

– Он себе подумал так: кто лучше всех знает, как надо отвечать, чтобы сдать в приготовительный класс? Конечно, тот, кто экзаменует в приготовительный класс. Так он себе дальше подумал: почему же тот, что экзаменует в приготовительный класс, не может научить моего сына хорошо отвечать? Почему он не может его репетировать, раз все учителя имеют право давать уроки? Так он подумал, мой брат, и пошел к пану Маевскому, который экзаменует и потом весь год учит в приготовительном классе и русскому и арифметике… И он его хорошенько попросил…

– И много заплатил ваш брат за эти уроки?

– Этого я точно не знаю, но мне что-то кажется, что немного. Он имеет снисхождение, этот пан Маевский.

– А долго ваш племянник ходил к нему?

– И тоже недолго. Всего неделю ходил.

– И выдержал?

– Выдержал очень хорошо, лучше, чем такие, которые брали уроки у студентов…

– Голубчик вы мой, – сказала мать Марцинека, – а не могли бы вы, случайно, узнать у своего брата, сколько он заплатил пану Маевскому?

– Почему нет? Я могу узнать, только ответ дам, наверно, только завтра, потому что мой брат живет очень далеко, на другом конце города, за предместьем Подпоркой, а у меня там нет никакого дела…

– Я бы вам вернула расходы на извозчика, – сказала пани Борович, вынимая из сумочки рублевую бумажку и подавая ее торговцу, – если бы вы согласились сейчас же поехать и узнать подробно.

– Отчего же, я могу это для вас сделать, – сказал еврей, небрежно пряча бумажку в кошелек. – Я узнаю и скоро вернусь. Адью!

Не успела еще пани Борович остыть от жара, в который ее бросило, когда она услышала о возможности такого упрощения экзаменационного вопроса, не успела она еще сосредоточить мысли и взвесить все обстоятельства, как еврей уже снова стучался в дверь. Поручение узнать секрет от брата, живущего на другом конце города Клерикова, он выполнил так быстро, словно в Клерикове работали какие-то молниеносные средства сообщения, еще не введенные ни на одном континенте.