Сизигия

– Мне остаётся лишь верить в это, больше ничего, – произнёс с грустью Гэбриель. – Я хочу жить, Кэрролл. Обычной жизнью. Я не из тех, кто готов умереть за идею. Я был настолько подавлен и ничего не понимал. Но когда я встретил тебя, то словно прозрел. Я понял, чего я хочу. Да, возможно мне придётся стать "другим человеком", но это небольшая жертва ради того, чтобы быть счастливым.

– Я тоже хочу быть с тобой, не важно будешь ты Гэбриелем или Роджерсом.

Он почувствовал себя живым. Не тенью своего существования, которым он был последние годы, а по-настоящему живым. Это было оно. То, что Гэбриель искал так долго. И он был в этом уверен. Его глаза горели, разум стал свободен от миражей будущего, а сердце вновь обрело покой. "Так и должно быть", – твердило оно ему.

Была уже глубокая ночь. Дежурная сидела за стойкой, заполняя базу данных о пациентах. Тишина. Лишь слышались клики компьютерной мыши, по которой девушка постоянно клацала. Она устало откинулась на спинку стула с закрытыми глазами и с удовольствием потянулась. Когда глаза открылись, она увидела перед регистратурой мужчину в дождевике.

– Господи… – перепугалась девушка и схватилась за сердце.

Посетитель откинул капюшон и показал своё лицо.

– Мистер Роджерс, как же вы меня напугали.

– Здравствуй Фрэнсис, – произнёс он спокойным тоном.

– Вы к брату?

– Да, решил зайти. Давно у него не был. Можно?

– Конечно, проходите, – улыбнулась дежурная.

Гэбриель прошёл к палате. Перед тем как открыть дверь, он взглотнул слюну, будто чего-то боялся. Дверная ручка повернулась и проход стал свободен. Мужчина аккуратно перешагнул за порог и стал подходить к кровати. Он окинул печальным взглядом кресло, на котором провёл бессонные ночи, от которых действительно можно потерять рассудок. Ничего не поменялось. Ни палата, ни кресло, ни Арон.

– Привет, дружище, – сказал Гэбриель и улыбнулся через силу, – как ты? Никогда не понимал почему я тебе задаю вопросы, если ты не можешь ответить. Может я действительно сошёл с ума, Арон? Иначе бы зачем я каждый день приходил сюда в надежде, что ты проснёшься. Встанешь с этой койки, и мы пойдем вершить будущее.

Слёзы пробивались сквозь его улыбку. Как бы сильно он не старался их спрятать.

– Разве не этого мы хотели? Почему же ты тогда лежишь, Арон? Почему ты чёрт возьми в этой дурацкой кровати, – прикрикнул Гэбриель от злости, – почему мне так больно смотреть на тебя? Скажи же что-нибудь, хоть что-нибудь… Хоть одно маленькое слово, и я пойму, для чего всё это было.

Он смотрел прямо на лицо Арона, в надежде, что это случится прямо сейчас. Его глаза откроются и это будет самая великая история на белом свете. Но это не происходило. Гэбриель пытался сдерживать свои эмоции, но это давалось с таким трудом.

– Кэрролл беременна, – вдруг сказал он, заливаясь слезами, – у нас будет девочка. Мы с ней постоянно ссоримся как её назвать. Она хочет Элизабет, а мне нравится Джорджия. Это очень красиво звучит. А ты что думаешь? Какое тебе больше нравится? Только не говори, что Элизабет, а то Кэрролл получит преимущество.

Гэбриель выждал небольшую паузу и продолжил:

– Я больше не приду сюда, Арон. Ты меня слышишь? Я не вернусь.

После недолго тишины он жалобно произнёс:

– Удачи тебе, Арон Смит.

Гэбриель развернулся и стал резко идти к выходу, вытирая слёзы рукавом. С каждым шагом связь между ними разрывалась. Такая глубокая и сильная, она трещала по швам. И с каждым шагом боль в его сердце становилась более невыносимой. Перехватывал дыхание, заставляла скулить как раненная собака, забирая все силы. Казалось, бремя было сброшено, однако чувство тягости не уходило. Оно лишь всё больше угнетало Гэбриеля изнутри.

Невидимый враг

Арон лежал в коме, когда за окном был хаос. Море трупов, захлёбывающихся в собственной крови, крики и вопли отчаяния, звуки стрельбы и взрывов, пожар, переходящий от одного здания к другому. Это действительно было похоже на преисподнюю. Там не было счастливых людей: либо страдающие, либо сумасшедшие, которые опьянели от власти энергона и разрушали всё вокруг себя, чувствуя себя богами. И всему виной лишь одно. Нет не устройство. Это лишь вещь, инструмент в руках людей. Зловонная гордость, которая разрушала всю человечность, желая превознести себя и стать выше других. Одна лишь гордость неспособная к созиданию. Та самая гордость, которая заставляла глав государств отдавать приказы, от которых умирали миллионы людей. Та самая гордость, которая сбросила сына утренней зари с небес в пекло. Та самая гордость, которая убивает человеческую сущность как таковую. Это не было войной, да и столкновением назвать сложно. Кто сталкивался в этом? Добро и зло? Сейчас ты добро, но как только ты возьмёшь в руки энергон ты не узнаешь самого себя. Это было революцией. Революцией для общества, для людского понимания и принципов, для морали и нравственности. Событие, которое перевернуло всё.

В больницу уже начали врываться мародёры.

– Что вы делаете? – отчаянно кричала дежурная. – Прошу не нужно!

Ей тут же прилетела в лоб пуля.