Сизые зрачки зла

– На имущество моего сына наложен арест, мы с дочерьми переезжаем к моей тетке графине Румянцевой, у нее есть собственный дом на углу набережной Мойки и Зимней канавки.

– Арест имущества? Я не знал!.. Наверное, Собственная канцелярия Его императорского величества подготовила предписания, минуя нашу комиссию, – удивленно покачал головой Чернышев. – Как жаль, кузина. Возможно, у вашей тети вам с дочерьми будет не очень удобно? Вы можете переехать в мой дом. Мы с женой пока одни, а дом большой и удобный. Я думаю, вам с девочками здесь будет хорошо.

– Благодарю за заботу, но мне не хотелось бы стеснять вас, да к тому же у тетушки огромный особняк, где она живет одна. Я – ее единственная наследница, поэтому мы с дочерьми будем у себя дома.

– Ну, не буду неволить, – развел руками Чернышев, – но помните, что вы и ваши девочки мне не чужие, эти двери для вас открыты в любой час дня и ночи, а я целиком нахожусь в вашем распоряжении.

Софья Алексеевна поняла намек и стала попрощаться. В сумраке экипажа она наконец-то вздохнула свободнее и отдалась своим мыслям. Подтвердились ли ее подозрения? Теперь она не могла уже ответить на этот вопрос однозначно. Александр Иванович, приглашая их свой дом, продемонстрировал несвойственное ему радушие. Но если бы она согласилась, он представлялся бы покровителем ее дочерей, а там и до опекунства недалеко. Имущество Чернышевых из-под ареста никуда не убежит, а подготовить мнение света не помешает, и кто это сделает лучше, чем сами барышни, встречающие гостей своего дальнего родственника в гостиной его дома…

«Похоже, все-таки, что именно дорогому «кузену» мы обязаны арестом имущества, – перебрав еще раз свои наблюдения и взвесив их, решила графиня. – Нужно посоветоваться с тетей и Велл. Не наломать бы дров».

Дочери и тетка ждали Софью Алексеевну в гостиной. Эта комната, с блеском обставленная еще во времена царствия молодой императрицы Екатерины, сейчас уже потеряла свое прежнее великолепие и напоминала увядшую красавицу, румянящую щеки поверх глубоких морщин. Парчовые занавески поистрепались, обивка мебели потерлась, а позолота на спинках диванов и кресел во многих местах облезла. Но Мария Григорьевна не замечала или не хотела замечать, что все в доме требует ремонта и обновления, ну, а теперь, при нынешнем положении дел, вряд ли такие траты пришлись бы ей по карману.

Увидев входящую графиню, ее дочери вскочили со стульев, а тетка бросила на нее вопросительный взгляд.

– Ну что, мама? – воскликнула Надин, – он согласен помочь?

– Он пообещал устроить мне свидание с Бобом. Еще он пригласил нас жить в свой дом.

– С какой стати? – удивилась Вера, – мы живем у бабушки. Мы не нуждаемся ни в чьей милостыне.

– Я сказала ему об этом, только не так до грубости прямолинейно, как ты. Сейчас мы не в том положении, чтобы настраивать против себя людей, тем более тех, кто может повлиять на судьбу твоего брата.

Вера заметно смутилась.

– Вы правы, мама, – повинилась она, – нужно выбирать выражения, но я не сдержалась, ведь пока вас не было, мы все обсудили и пришли к выводу, что именно этот замечательный родственник наложил арест на наше состояние, а теперь выжидает момент, когда его можно будет присвоить.

– Я тоже так думаю, но мне интересно, почему вы пришли к этому мнению?

– Я сообщила им то, что вчера услышала в гостиной Мари Кочубей, – вмешалась Надин. – Она рассказала мне и своей дочке, что сопровождала императрицу-мать в Зимний дворец к ее невестке и слышала, как Александра Федоровна плакала, пересказывая свекрови свой разговор с мужем. Молодая императрица попросила у государя милосердия к арестованным, а тот закричал на жену, упрекая, что она, как видно, забыла, чьих детей хотели убить, раз просит за злоумышленников. Император впервые в жизни накричал на жену, а ведь у Александры Федоровны после восстания случился нервный тик. Теперь, когда она волнуется, у нее трясется голова. Графиня Кочубей сама это видела…

– Бедняжка, – посочувствовала Софья Алексеевна и уточнила: – Но я не пойму, причем тут Чернышев.

– Вы не дослушали, мама! Графиня Кочубей сказала, что при дворе все уже сходятся во мнении, будто молодой государь разительно переменился после восстания. Императрица-мать намекнула невестке, что дело вовсе не в пережитом им потрясении. Она считает, что в окружении государя усилились два человека: Чернышев и Бенкендорф, и приписывает жесткое поведение государя именно их влиянию.

– Надин хочет сказать, что только эти двое могли добиться приказа об аресте нашего имущества, – уточнила Вера. – Бенкендорфу нет от этого никакой выгоды, а вот Чернышеву есть. Он же просил у государя титул и майорат графа Захара. То, что он приглашает нас в свой дом, это не просто так. Сначала он будет нашим благодетелем, потом – опекуном, а там и хозяином!..

В разговор вмешалась Мария Григорьевна:

– Девочка необыкновенно умна, я думаю, с такими способностями она поправит наши дела, – простодушно, как о давно решенном деле, заметила она.

– Как поправит? – поразилась Софья Алексеевна. – Тетя, о чем вы?