Сизые зрачки зла

Легко сказать: «понравиться Бенкендорфу»! А как это сделать? Вано так старался, что уже через три дня после появления в Петропавловской крепости ему стали сниться черные строчки протоколов. Допрос следовал за допросом, и надо признать, что занятие это оказалось упоительным – властвовать над беззащитными, закованными в кандалы людьми. Удовольствия от этого было не меньше, чем от водки или шлюх!

Отработав полученный на день список арестованных, Печерский относил протоколы Бенкендорфу. Вот и сейчас он жался у порога кабинета, привычно изображая ничтожного раба. Генерал через строчку пробежал взглядом принесенные бумаги, пренебрежительно швырнул их на стол и осведомился:

– Какие у вас есть соображения по вашим заключенным? У кого где слабые места? Нашли ниточки, за которые следует дернуть?

Вано с готовностью изложил свои наблюдения.

– Понятно, – генерал кивнул ему и вышел из кабинета.

Печерский двинулся, было за ним, но замер, услышав, что Бенкендорф в коридоре с кем-то заговорил:

– Александр Иванович, позвольте изложить мои соображения по южанам!

С изумлением слушал Печерский, как генерал стал пересказывать невидимому собеседнику то, что минуту назад узнал от него самого, и, что самое интересное, Бенкендорф добавлял обобщения и выводы, которые Вано даже не могли придти в голову. Наконец генерал замолчал, и Печерский уже собрался выйти из кабинета, когда низкий баритон произнес:

– Вы сами допросили сегодня этих людей?

– Нет, но я нашел очень толкового помощника – графа Печерского. Надеюсь, что, работая под моим руководством, он хорошо себя здесь покажет, а там и другая должность для него подоспеет.

Разговор прервался. Решив ковать железо пока горячо, Вано толкнул дверь и вышел в коридор. Рядом с Бенкендорфом у решетчатого окна стоял высокий, все еще красивый генерал с тронутыми сединой черными кудрями.

Приняв уже отрепетированную холуйскую позу (ведь он уже догадался, что видит всемогущего генерал-лейтенанта Чернышева) Вано замер в почтительном поклоне.

– Вот, Александр Иванович, позвольте представить – мой новый помощник Иван Петрович Печерский, – гордо улыбаясь, сообщил собеседнику Бенкендорф.

– Вас Александр Христофорович только что очень хвалил, – милостиво кивнул Чернышев, и, как будто потеряв к Вано интерес, продолжил разговор с Бенкендорфом: – Так, значит, завтра завершаем допрос южан?

– Да, я думаю, что завтра закончим.

Вано остался в дверях, генералы же направились к выходу. Приотстав ради приличия, Печерский последовал за ними. Когда он вышел во двор, экипаж Бенкендорфа уже отъехал, а Чернышев еще стоял у крыльца, проверяя, как затянута подпруга у высокого темно-рыжего английского жеребца. Вано поклонился и бочком прошмыгнул вдоль стены корпуса. Он уже подходил к воротам крепости, когда услышал за спиной стук копыт. Чернышев остановил коня и, глядя на Вано сверху вниз, сообщил:

– Я распорядился оседлать для вас казенную лошадь, идите обратно, сейчас ее приведут. Если она вас устроит, передайте по команде, чтобы ее закрепили за вами.

Начальник кивнул и поскакал дальше, а Вано повернул обратно. Обзавестись лошадью, пусть даже плохонькой, было очень даже кстати. Но черный жеребец оказался выше всех похвал: высокий и сильный, с антрацитовой шкурой, лоснящейся на сытых боках. Печерский сел в седло и поскакал на Охту. На следующее утро он приехал к дому Бенкендорфа уже верхом. Генерал оглядел коня и холодно заметил:

– Чернышев на удивление добр к вам.

С тех пор Бенкендорф как будто отдалился от своего нового помощника, зато Чернышев стал заходить в те камеры, где вел допросы Печерский. На пятый день, встретив Вано его в коридоре, Чернышев попросил кратко рассказать о результатах, а с завтрашнего дня взять еще одного писаря и делать второй экземпляр протокола. Вано сразу же согласился. Сегодня он нес в руках два одинаковые бумаги и гадал, кто из двух начальников встретит его первым.

Он уже свернул в коридор, ведущий к кабинетам, когда увидел у окна монументальную фигуру Чернышева. Тот молча ждал. Печерский подошел и, демонстративно держа второй протокол в руках, с поклоном протянул ему первый.

Генерал кивнул, свернул бумагу в трубку и засунул ее меж пуговиц мундира.

– По военной линии служить не хотите? – осведомился он.

– Я бы рад, ваше высокопревосходительство, да в мои года корнетом идти стыдно.

– Было бы желание, – хмыкнул Чернышев. – Я могу взять вас к себе поручиком.

– Благодарю, ваше высокопревосходительство, – задохнулся от свалившейся на него удачи Вано, но тут же жадно переспросил: – а в какой полк?

– Подберем что-нибудь, но вы все равно останетесь при мне порученцем. Согласны?

– Конечно! Благодарю покорно…

– Завтра в семь утра я приеду в Главный штаб, жду вас там, – заключил Чернышев и направился к выходу.

Это предложение последовало так неожиданно, что Вано не знал, как же сообщить о нем Бенкендорфу.

«Так и надо осторожному немцу – нечего было испытания устраивать и сроки устанавливать, надо было ценить то, что само шло в руки», – ликовал Вано, и приятное ощущение своего превосходства грело ему душу.