Читаем Скачки полностью

Скачки

Завоевать интерес – цели не имею, поэтому он привьётся вам от моего нераскрытия темы, жанра, описания героев, времени. Мне просто казалось, что я вне времени, когда писал сье.Содержит нецензурную брань.

nepridumalname

Биографии и Мемуары / Документальное18+
<p>nepridumalname</p><p>Скачки</p>

Ногти стригутся. Молочного пигмента бескресельный стадион невозмутимо принимает крушение твёрдостей.

Закройте глаза. Нет, откройте, иначе не прочтёте остальной текст. Итак! Вы видите мерцанье незримого и слышите немые сказки желаний: обманул, ничего вы не слышали и не видели, это мои выдумки, катапультируемся в список хотелок:

Туфлить по ровно лежащим камням, пассивно куря зефир. В лице изобразить эмблему чувств теплейшей нежности к приятненькой кому-то там по ту сторону очей. Бац, всё прервёт швабра на голове какой-то, не знаю, боюсь даже оскорбить оскорбление этим человеком. Простите, смотрю двумя шарами на всё в этом шаре.

Вода летит вниз без парашюта, а я б мечтал с ним прыгнуть в степь ярчайшим днём, да приземлиться сразу на губы той самой из сказки! И силы все отдать готов на сотворенье счастья!

О, две горы. Боюсь идти, притом хотея, ведь темно меж вас в ущелье. Но свет мой сгладит всё, ибо он гладит, как гладилась мною кошка в гостях у кого-то. Ах, жалко, что не имею питомца, хорошо, что не имею его проблем. Боже, чего я творю.. Стоп. Я творю! И неважно, что. Живот просит еды, иль та ждёт экспедиции в нутро меня. Обоюдность? Ура, кричите – горько, горько!

Горько быться ярким в пасмурной погоде без причин на то, чтобы светить. Аль думать, что светишь. Подумайте, как прошлая минута далека от настоящей? Да как космически далеки былые прогулки (заиграл инструментал песни "Ностальгия", дам вам платок, плачьте в него), где шёл в места чужие, встречая неизвестность, вооружившись надеждой на радостный финал. Как можно так, а? Статься осмеянным и всюду верить, что вновь осмеют. Вздор.

Я напишу стихи, эти сказанья, музыку, карикатуру, улыбку, спою, станцую! Но прекращу всё любить, как жалость овьёт горло – дышать темно. Трясёт. Шторм, буря, белеющий парус не виден, иль я им стал. Не понял пока.

Обожаю безветренность. Не головы, а синоптических моментов. Изучите мельком, замерев, грацию снежинок.

Нет! Важно творить как, не что! Однако что-то достойное вашего удовлетворения. Не кичиться ж вам калом, будь он нарисован, выгравирован, слеплен аль исписан филигранно. Хотя – дело вкуса.

Слушаются романсы, смотрятся обёрнутые леггинсами худющие короткие ноги мадемуазели, а розовый шарф иной и уже дамы нежит атмосферу метровского вагона.

А политические теченья моему плаванию не повелеваются. Грязно как-то везде.

Насколько (погодите, мы итак скачем как незнамо кто, но ещё вспомнил невзначай про свой словарь, так скажу, бестолковый, он скорее список афоризмов, юмористично поясняющий аспекты житья, да леностно как-то его продолжать корпя) мне помнится, иллюзионистом думал стать. Эшера там вспомню с детства, или с подростковья всякие фокусы, кого глядел по телику от человека в маске. Или трек про Гуддини слышал, м, сухая аллегория. Завязать надобно логикой здешнюю мыслю, хм: хочу ль ныне быть им? Отчасти – от части цели удивить – да, от части обмануть – нет, вот. Фокусником, в смысле.

На танцах бачаты в другой группе преподаёт нехаризматичный фейковый Галкин. Топтанье в душегубке, почти сгорая от стыда, любезно сглаживается не как кошка, а как львица – женскими содействиями. Совместными действиями ввиду имел.

Дарвин, боже! Обожаю искренность детей! Это единственная причина, даб оправдать желание их родить. "Силь" в неизвестном мне "упле" отвечаю тем, кто дарит благо (оладушек мой, можно же кучу гнусностей додумать о моих строках, когда я напросто играюсь архитектурой слов) за вкуснейший ко, нет. Банально. Не кофе, а пропущенный сквозь свалку (ибо те лежат в корзинке, хоть и железной) крошенных зёрен кипяток, перемешанный его величием балансом с нагретым продуктом, выжатым из коровы. Или откуда-то ещё, но на упаковке нарисованы буквы, именующие виновницей именно её.

Великодушно грею стул своими тощими формами, откуда растут более тонкие пиналки мира, что завершены презервативами, даб обезопасить сношение тех с обувью. Писать жёлтые носки – скучно. Тривиаль застрелена. Бах. Не Иоганн и не его семейка выдумщиков грандиозных сочетаний звуков. На долгое меня не хватает. Дайте чая ковского, от пары струнных нот я обомлею и паду в блаженство. Куда мне оперы. И книги так-сяк, тоже сразу много не прочесть, вот строку залюбовную воззрею – и всё. Ищите меня в мечтаньях бесчисленной глубины! (или высоты..) О, высокий слог. Поэзья, поклон вам низкий. Поэмы читать, наверное, весело, ибо как долгий стих то прочувствовать? Какого размера души обладателем надо статься, чтоб впустить в голову сье съеденное глазами/ушами? Ах! Вот и читаю что-то острое, кроткое, красивое. Кстати, предпочтения в ледях у меня подобное.

Любил строить не отношения, а города конструктором. Конструктивное мышление развивал, так сказать. Весьма интенсивно. Сейчас на работе был интенсив, поток людей – один за одним, давно такого не было. Замечательно вспоминать былое, но постоянно вспоминать – надоедает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии