Скачу за радугой

На веранде, уныло свесив голову над мехами баяна, разучивал «Турецкий марш» Колька Пузырьков из второго отряда. Физкультурник Юра покрикивал на ребят из акробатического кружка, а те, поблескивая голыми мокрыми плечами, старательно лезли друг другу на плечи и, покачиваясь, стояли так несколько секунд, пока пирамида не разваливалась.

Юра сердился, хлопал в ладоши, ребята опять лезли друг на друга, и опять пирамида рассыпалась, а Юра, поглаживая свои пижонские узкие бачки на круглых гладких щеках, что-то объяснял, приседая на длинных ногах и вскидывая руки, будто поддерживал кого-то.

Людмила готовила с первым отрядом отрывок из «Молодой гвардии», и Вениамин довольно легко убедил ее, что занимать второе звено — отъявленных нарушителей дисциплины — в ролях молодогвардейцев непедагогично. Людмила согласилась с этим, и «семерка» получила относительную свободу действий.

А дел у них было много. Разведка донесла, что поливановский племянник Пашка таскается по поселку с военной планшеткой, в которой носит грузила, крючки и чуть ли не червей для рыбалки.

К нему был направлен Шурик, и они быстро столковались. Пашка оказался страстным собирателем марок, Шурик отдал ему две свои занзибарские, а тот вручил ему планшет. Оба расстались довольные сделкой… Правда, Пашка считал, что затрепанный планшет не стоит того, но помалкивал.

Нужны были автоматы. Не настоящие, конечно! Где их возьмешь? Но хотя бы деревянные, с дисками, выкрашенные в черный цвет. Делать их самим было долго, и хлопотно. Пришлось Вениамину пойти на очередную хитрость. Он опять подкатился к Людмиле и заявил, что много думал о воспитательных мерах по отношению ко второму звену и решил, что самым результативным наказанием будет заставить их играть в «Молодой гвардии» фашистских автоматчиков. Людмила разулыбалась, сказала, что Вениамин «растет как педагог», и разрешила взять приготовленные для военной игры «Зарница» тяжелые, почти всамделишные автоматы.

Но все это были «семечки», как говорил Тяпа. Главным же было то, что восстановить землянку оказалось совсем нелегким делом.

Им удалось обстругать доски и сбить новые нары, долго возились с дверным косяком и кое-как справились с этим. Но оставалось самое трудное — накат. Они бились над крышей всю последнюю неделю. Обессиленные, злые, с трудом ворочали они тяжелые бревна и нее чаще и чаще ссорились, понимая и боясь признаться, что вся их затея под угрозой.

И все эти дни Генка работал бок о бок с незамечающими его ребятами. С ожесточением, стиснув зубы, из последних сил.

Собственно, более или менее сносно владели топором и рубанком двое: Тяпа и Генка. Остальные были на подхвате. Вениамин с плотницким инструментом был не в ладах и суетился иногда без толку, только мешая. Тяпа незаметно приглядывался к Генке, удивляясь его, сноровке, и старался спихнуть ему всю тяжелую работу. Генка обтесывал топором бревно, Тяпа прибивал обструганные и подогнанные доски дверного косяка; Пахомчик, Конь и Шурик с Игорем пытались втащить уже обтесанные бревна на крышу землянки. Вениамин и Оля задержались в лагере.

— Раз, два! Взяли! — командовал Пахомчик, налегай всей грудью на самодельный рычаг, сделанный из толстого березового сука. — Еще взяли!..

Сук с треском сломался, бревно покатилось вниз, Пахомчик едва увернулся от него.

— Будь оно трижды!.. — Он кинул на землю обломок сука и, вытирая пот со лба, устало сказал: — Разве этой палкой поднимешь? Лом нужен!

Все посмотрели на бревно, потом на зияющий проем на крыше.

— Не успеем до закрытия… — вздохнул Игорь.

— Так работать, где же успеешь, — буркнул Пахомчик.

— Что мы, двужильные? — вмешался Тяпа. — Я и так на кило похудел!

— На Веню посмотри… — отозвался Шурик.

— А что мне твой Веня? — Тяпа бросил молоток и уселся на бревно. — Ему выгодно, он и старается!

— Чем это ему выгодно? — растерялся Шурик.

— Мало ли! Может, он характеристику себе зарабатывает. Человек во всем выгоду пиит. Это мы лопухи!

— Сам додумался? — поморщился Пахомчик.

— От умных людей слышал, — заявил Тяпа и покосился на Генку, словно вызывая его на спор и заранее наслаждаясь молчанием, которым встретят слова Генки. Но тот продолжал орудовать топором. Только удары его стали резче.

Шурик перехватил взгляд Тяпы и, с трудом сдерживаясь, сказал:

— Умные, называется…

— А что ты про жизнь знаешь? — взвился Тяпа. — Книжки всякие наизусть выучил и туману напускаешь! Вроде некоторых!

И он опять, уже с прямым вызовом, посмотрел на Генку.

— А ты что знаешь? — вскочил Шурик. — Про выгоду? Ну иди у иностранцев резинку жевательную выклянчивай и толкай в школе по рубчику!

— Это спекуляция! — не сдавался Тяпа. — А я про расчет говорю.

— Копейки считать? — настал на него Шурик.

— Не копейки, а вообще… Свой расчет надо в жизни иметь.

— Хватит! — оборвал его Пахомчик. — Работать надо.

— Вот, вот! — сплюнул Тяпа. — Вкалывайте. Труд облагораживает!

Где-то неподалеку, на просеке, послышалось тяжелое урчание грузовой автомашины, потом мотор стих, кто-то шел к ним, с шумом раздвигая кусты.

— Кто это ломится? — насторожился Пахомчик.