Старик перевел доброжелательный взгляд с Тиамака на лестницу и погрузился в мрачные размышления. Наконец он кивнул, и его улыбка стала еще шире. Тиамак, несмотря на крайнюю усталость и пульсирующую боль в ноге, обнаружил, что улыбается в ответ странному старичку. После обмена безмолвными приветствиями прошло еще некоторое время, потом мужчина встал и исчез из вида.
Тиамак безнадежно застонал, но старик скоро вернулся с багром, зажатым в руке с длинными пальцами, – с его помощью он распутал лестницу; она развернулась до самого конца, и ее нижняя часть шлепнулась в зеленую воду. После коротких размышлений Тиамак взял несколько вещей из лодки и начал подниматься по лестнице. Ему пришлось дважды останавливаться для отдыха, чтобы преодолеть этот короткий путь. Укушенная крокодилом нога горела огнем.
К тому моменту, когда он выбрался на причал, у него отчаянно кружилась голова. Старик исчез, но, когда Тиамак с трудом отворил тяжелую дверь и, хромая, вошел внутрь, он обнаружил его в углу закрытого двора. Он сидел на груде одеял, служивших ему кроватью, рядом валялись мотки веревок и различные инструменты. Большую часть сырого дворика занимала пара перевернутых вверх дном лодок. На одной имелось столько царапин, словно она натолкнулась на скалу. Днище второй лодки было наполовину покрашено.
Тиамак осторожно прошел между кувшинами с белой краской, стоявшими вдоль узкого прохода, старик еще раз глупо улыбнулся и устроился на одеялах, словно собрался спать.
Дверь на дальней стороне двора вела на сам постоялый двор. На первом этаже Тиамак обнаружил лишь грязное помещение с несколькими стульями и длинными столами. Женщина из Пердруина с кислым выражением лица, тяжелыми руками и седыми волосами переливала пиво из одного кувшина в другой.
– Чего тебе нужно? – спросила она.
Тиамак остановился в дверях.
– Вас зовут… – ему в конце концов удалось вспомнить имя бывшей монахини, – Ксорастра?
Женщина состроила гримасу.
– Она умерла три года назад. Ксорастра была моей тетей, совершенно безумной. А кто ты такой? Ты ведь болотный человек, верно? Мы не принимаем бусы или перья в качестве платы.
– Мне нужно место, где я мог бы остановиться. Я друг отца Динивана и доктора Моргенеса Эрсестриса.
– Никогда о них не слышала. Благословенная Элизия, для дикаря ты хорошо говоришь на пердруинском языке, верно? У нас нет свободных комнат. Но ты можешь спать вместе со старым Сеаллио. Он простак, но никому не причиняет вреда. Шесть синтисов за ночь, девять вместе с едой. – Она повернулась и показала в сторону дворика.
Как только она смолкла, по лестнице со смехом и криками спустились трое детей, которые лупили друг друга прутьями. Они едва не сбили Тиамака с ног, пробегая мимо него во двор.
– Мне нужна помощь с ногой, – сказал Тиамак, с трудом сохранявший равновесие. – Вот. – Он вытащил два золотых империала, которые хранил много лет. Он взял их с собой именно для такого случая, а какой будет прок от денег, если он умрет? – Пожалуйста, у меня есть золото.
Племянница Ксорастры повернулась, и ее глаза едва не вылезли из орбит.
– Риапа и ее большой Пиратес! – выругалась она. – Вы только посмотрите на это!
– Пожалуйста, добрая леди. Я могу принести вам еще. – Он не мог, но так у него оставалось больше шансов на то, что женщина поможет ему сохранить жизнь, найдет цирюльника или целителя для ноги, будет кормить и даст ночлег.
Она продолжала, разинув рот, смотреть на золотые монеты, а когда Тиамак потерял сознание и рухнул на пол у ее ног, глаза у нее и вовсе едва не вылезли из орбит.
Саймон начал терять себя в этом странном сне, ему уже казалось, что терпеливый, полный боли голос обращается к нему, и он испытал стыд из-за собственного долгого отсутствия и того, что он заставил страдать столь возвышенную душу.