Скала Таниоса

Она поклялась себе, что завтра же на заре вместе с сыном покинет этот проклятый замок, а если кто-нибудь попробует ей помешать, известит обо всем своего отца и братьев, они придут освободить ее с оружием в руках, со всеми своими людьми, пусть опустошат владения шейха! До нынешней поры она всегда выказывала покорность, молча сносила все. Но на сей раз это были уже не прежние сельские шалости, тут совсем другое: этот человек сделал ребенка женщине, живущей под их кровом, и, не удовлетворившись этим, пожелал еще возвестить о своем успехе во весь голос, ему вздумалось наградить это дитя именем своего знаменитого предка, чтобы ни у кого больше не возникало сомнения в его отцовстве!

Сколько бы способов она ни придумывала, чтобы это оправдать, как бы ни искала повода, чтобы еще раз проявить мягкость и послушание, но нет, такого она стерпеть не могла. Даже самая что ни на есть забитая поселянка и та постаралась бы отомстить, если бы ей нанесли подобное оскорбление, а она, дочь могущественного властителя, — она позволит ноги об нее вытирать?

Обеими руками вцепившись в тантур,венчающий прическу, она сорвала его с головы и швырнула на пол. Ее волосы темными прядями рассыпались по плечам. На ее залитом слезами лице ожиревшего ребенка проступила победоносная усмешка.

А тем временем на замковой кухне поселянки своими проворными руками, облепленными корицей и тмином, с легким сердцем готовили праздничное «мехли» в честь появления на свет новорожденного.

II

На следующее утро после рождения Таниоса шейх ни свет ни заря отправился охотиться на куропаток в сопровождении Гериоса и еще нескольких значительных лиц Кфарийабды. Когда он чуть за полдень воротился, служанка громким голосом в присутствии всех домочадцев, высыпавших его встречать, объявила, что шейхиня, собравшись второпях и прихватив их наследника, отбыла в Великое Загорье, причем слышали, как она бормотала, что здесь ее не скоро дождутся.

Мало кто сомневался, что хозяин способен весьма легко мириться с отсутствием своей супруги, сколько бы оно ни затягивалось; если бы она сама сообщила ему о своем намерении уехать, он и не подумал бы пытаться удержать ее. Но выслушать подобную весть в такой форме, при народе, предстать в роли брошенного мужа — этого он вытерпеть не мог. Он заставит ее вернуться в замок, если надо, за волосы притащит!

Оседлав своего лучшего коня, рыжего иноходца по имени Бсат-эр-рих, что значит «ковер-самолет», он вместе с двумя молодцами из своей охраны, великолепными наездниками, пустился в путь, даже лица не умыл, спать лег в чистом поле, скорее затем, чтобы дать передышку лошадям, чем чтобы самому отдохнуть, так взбодрила его ярость, и подоспел к дому своего тестя, когда экипаж его супруги еще только распрягали.

Она, заливаясь слезами, устремилась в свою девичью комнату, отец с матерью поспешили за ней. Шейх тотчас последовал за ними туда. И сразу ринулся в атаку:

— Я здесь затем, чтобы сказать лишь одно. Моя супруга — дочь могущественного владыки, которого я чту, как родного отца. Но она стала моей женой, и будь она хоть дочерью самого султана, я не допущу, чтобы она без моего позволения покидала мой кров!

— И я тоже, — отвечал тесть, — имею сказать только одно: я отдал свою дочь отпрыску славного рода, дабы он оказывал ей должное уважение, а не затем, чтобы дожить до такого дня, когда она возвратится ко мне в отчаянии!

— Разве хоть единожды случалось, чтобы она попросила чего-либо и ей было в том отказано? Разве не имеет она столько челяди, сколько пожелает, и десятки поселянок разве не ждут одного ее слова, чтобы кинуться услужать ей, не успеет она обронить его из уст? Сама пусть скажет, пусть говорит без утайки, ведь она в доме своего отца!

— Может быть, ты и не отказывал ей ни в чем, но ты ее унижал. А я, видишь ли, не для того отдавал свою дочь замуж, чтобы избавить ее от нужды. Я ее обвенчал с наследником знатного рода, чтобы в доме супруга ее окружили тем же почтением, к какому она привыкла здесь.

— Не могли бы мы потолковать, как мужчина с мужчиной?

Тесть дал знак своей жене, чтобы та увела дочь в соседнюю комнату. Выждал, когда дверь за ними закроется, и продолжил:

— Нас предупреждали, что ты в своем селении не даешь проходу ни одной юбке, однако мы надеялись, что женитьба сделает тебя благоразумнее. Но, к несчастью, бывают мужчины, угомонить которых способна только могила. Если дело обстоит так и другого средства нет, в здешнем краю найдется немало лекарей, умеющих его прописывать.

— Ты угрожаешь мне смертью сейчас, когда я под твоим кровом? Что ж, действуй, убей меня! Я пришел сюда один, с голыми руками, а твои приверженцы кишат повсюду. Тебе стоит только кликнуть их.

— Я не угрожаю тебе, я лишь пытаюсь понять, каким языком надобно с тобой говорить..