Скала Таниоса

Но когда пастор посоветовал своему воспитаннику в будущем избегать посещений дома, куда наведываются египетские вояки, его наставления имели куда меньше успеха. Разумеется, то был глас самого благоразумия. Но противовесом благоразумию служили улыбка Асмы и все надежды на будущее, одаренные той улыбкой. От этого Таниос не отказался бы ни за какие блага мира.

Впрочем, рискованная тема, омрачившая его первую встречу с офицерами, в дальнейшем более не всплывала. В те два или три раза, когда Таниос еще сталкивался с ними у Рукоза, разговоры в основном вертелись вокруг превратностей войны, толковали о неизбежной победе египетского паши над оттоманским султаном и опять об отмене привилегий, но только феодальных, причем здесь особое внимание уделялось шейху Франсису и жребию, уготованному его усам.

Таниос снова не постеснялся выпить за эту забавную перспективу. Касательно вопроса о привилегиях он в некотором роде пришел к полюбовному соглашению с самим собой: надобно, мол, сохранить те, что относятся к выходцам из-за границы, но упразднить те, которыми пользуются шейхи. Это позволяло одновременно разделять тревоги пастора и надежды отца Асмы, да и отвечало его собственным наклонностям.

И в самом деле, разве между этими двумя типами привилегий не было природного различия? Если преимущества, предоставленные англичанам, в настоящее время — он это охотно признавал — впрямь служили ограничению произвола, то привилегии отпрысков знатных фамилий, из рода в род тяжким бременем ложившиеся на плечи покорного населения, не служили никакой вразумительной цели.

Сей компромисс был в согласии с его сердцем и умом, и юноша, выработав его, успокоился. Так успокоился, что даже не замечал еще одного различия между двумя типами привилегий, а между тем оно бросалось в глаза. Против иностранных властей офицеры вице-короля Египта были бессильны, они только и могли, что проклинать да поносить их спьяну. Зато против шейха они многое могли. Выщипать ему усы было куда легче, чем потревожить хотя бы волосок в гриве британского льва.

ПРОИСШЕСТВИЕ VI СТРАННЫЙ ПОСРЕДНИК

Было предначертано свыше, что несчастья, обрушившиеся на наше селение, достигнут чудовищных размеров, чреватых проклятием на наши головы, после смерти многочтимого патриарха от руки, ни в малой мере не приспособленной для такого рода преступлений.

«Хроника горного селения», написанная монахом Элиасом

I

Тридцать восьмой год был бедственным с самого начала: первого января разразилось землетрясение. Оно оставило следы и в памяти, и на камнях.

Селение неделями дремало под толстым снежным покровом, от снега тяжко провисали сосновые лапы, и ребятишки в школьном дворе увязали в сугробах выше щиколотки. Но погода в то утро стояла ясная. В небе ни облачка. «Медвежье солнце» — так у нас говорят, когда света много, а тепла нет.

Около полудня, чуть пораньше, послышался гул. Словно рычание поднималось из земных недр, но поселяне принялись пялиться на небо, перекликаясь от дома к дому. Может, это был отдаленный гром? Или лавина?..

Несколько секунд спустя — снова грохот, сильнее. Стены задрожали, люди повыскакивали наружу с криками: «Хазз! Хазз!» Некоторые бросились к церкви. Другие повалились на колени, где стояли, и стали громко молиться. Между тем третьи уже умирали под обломками рухнувших стен. Как припомнили потом, собаки не переставая выли с самого рассвета, да и шакалы в долине тоже, хотя обычно они помалкивают, пока не стемнеет.

«Тогда люди, которых несчастье застигло у источника, стали, — как говорит „Хроника“, — свидетелями ужасающего зрелища. Фасад замка треснул у них на глазах, трещина расширялась, будто стену резали гигантскими ножницами. Вспомнив случай из Священного Писания, многие поспешили зажмурить глаза, боясь, как бы их не превратили в соляные столпы за то, что они узрели гнев Божий».

Замок не рухнул в том году, ни одно его крыло не развалилось, если не считать той трещины, он даже не слишком пострадал. Впрочем, что примечательно, треснувшая стена стоит еще и поныне. Стоит вместе со своей трещиной, между тем как другие стены, как те, что были старее ее, так и те, что поновее, давно разрушены. А та все торчит среди сорных трав, словно беды, о наступлении которых она возвестила, за это пощадили ее. Или как будто весть, что она несла, все еще не до конца исполнилась.

В селении, напротив, недосчитались трех десятков жителей.