Фин выехал на Кромвель-стрит и повернул на север, к Бейхед. Движения на улицах практически не было. В сумерках фары были почти бесполезны, и он едва не пропустил «лежачего полицейского» на дороге у детского парка. Машина миновала неровность слишком быстро и жалобно задребезжала.
— Эй, осторожно! Мне на этой старушке еще ездить, — Артэр глубоко вздохнул, салон наполнился запахом виски. — Ты так и не сказал, зачем приехал.
— Ты не спрашивал.
Он наградил Фина взглядом, которого тот старательно избегал.
— Теперь спрашиваю.
— Меня подключили к расследованию смерти Ангела Макритчи.
Артэр повернулся на сиденье и уставился на него с интересом:
— Шутишь?! Я думал, ты служишь в Глазго.
— В Эдинбурге.
— Тогда почему тебя вызвали сюда? Потому что ты знал убитого?
Фин кивнул.
— В Эдинбурге я расследовал дело, которое… Похоже на это убийство. У преступника тот же
— Почерк. Я знаю. Я читаю детективы, знаешь ли! — Артэр хмыкнул. — Смешно! Ты приехал расследовать убийство парня, который в детстве колотил нас всех. — Тут ему в голову пришла новая мысль: — А ты его видел? Ты был на этой… как ее… аутопсии?
— На вскрытии? Да.
— И как…
— Ты не хочешь этого знать.
— А может, хочу! Я никогда не любил Ангела Макритчи, — он помолчал немного перед тем, как выдать окончательное мнение: — Ублюдок! Тот, кто это сделал, заслужил медаль.
Фин вел машину по дороге через болото на Барвас. На западе небо окрасилось в тускло-розовый и темный пурпурно-серый, а на востоке почернело. Над морем, словно клубящийся дым, собирались тучи. К тому времени, как машина миновала хижину с зеленой крышей, ее уже почти не было видно. Фин наконец заметил, что Артэр похрапывает на сиденье. В Барвасе горели фонари. Полицейский свернул на север, в сторону Несса. Пьяный Артэр что-то бормотал во сне, и у Фина оставалось двадцать минут, чтобы подумать. Двадцать минут, чтобы представить, как он окажется лицом к лицу с Маршели впервые после похорон своей тетки. Впервые за восемнадцать лет. Фин не знал, чего ожидать. Раз даже Артэр так изменился… Сможет ли он узнать ту девочку с голубыми бантами в косичках?
Деревенские улицы были пустынны, только в окнах домов горел желтый свет. Откуда-то с лаем выскочила собака, пришлось ее объехать. Запах торфяного дыма проникал в салон машины через систему вентиляции. Фин вспомнил долгие поездки на автобусе, когда они с Артэром возвращались в свои школьные общежития в Сторновэй. В свете фонарей было видно, что рот спящего приоткрылся, из угла губ стекала струйка слюны. Пьяное бегство от мира… Фин освободился физически, уехав с острова. Его друг нашел другой путь к свободе.
Подъехав к Кроссу, Фин понял, что не знает, где Артэр живет. Он протянул руку и потряс того за плечо. Пьяный закряхтел, открыл один глаз и вытер рот тыльной стороной ладони. Он смотрел сквозь ветровое стекло невидящим взглядом и, казалось, не понимал, где находится. Но вот он сел прямо.
— Быстро доехали!
— Я не знаю, где ты живешь.
Артэр обернулся с выражением полного недоверия на лице:
— Ты чего?.. Не мог ты этого забыть! Я там всю жизнь живу!
— А!.. — Фину не пришло в голову, что Артэр с Маршели живут в доме Макиннесов.
— Знаю, знаю. Грустно, да? До сих пор живу в доме, в котором родился, — в его голос вернулась горечь. — Я, знаешь ли, не мог сбежать.
— Твоя мать?
— Ну да.
— Она еще жива?
— Нет, я вызвал таксидермиста, набил из нее чучело и посадил в кресло перед камином — для украшения. Конечно, она жива! Иначе зачем бы я тут торчал все эти годы?! — он резко выдохнул, и салон наполнил запах перегара. — Боже мой! Я восемнадцать лет кормлю старуху с ложечки три раза в день, ношу ее в туалет, меняю ей подгузники… Простите, урологические прокладки! И знаешь, что меня больше всего бесит? Может, она и беспомощна, но говорит не хуже нас с тобой, и голова у нее варит дай бог каждому. Она просто рада, что превратила мою жизнь в кошмар!
Фин молчал, не зная, что сказать. Интересно, кто кормит и переодевает мать Артэра, пока тот работает? И тут бывший друг будто прочел его мысли:
— Вот с Маршели она хорошо ладит.
Фин представил, каково жилось его школьным друзьям все эти годы. Прикованные к дому, обязанные ухаживать за старой женщиной… Мать Артэра стала практически беспомощна после инсульта, который перенесла, когда Артэр был еще подростком. И тот снова заговорил в унисон с мыслями Фина:
— И после всех этих лет у нее не хватает совести умереть и дать нам наконец пожить нормально!
Фин повернул на однополосную дорогу, ведущую к огням Кробоста, что растянулись на полмили. Проезжая мимо церкви, он заметил свет в окнах дома священника. За холмом дорога резко поднималась к построенному на склоне бунгало Макиннесов. Свет, падавший из окон дома, освещал торфяные брикеты, аккуратно уложенные «елочкой». Казалось, их выкладывал сам отец Артэра. В паре сотен ярдов впереди Фин увидел на фоне ночного неба темные очертания родительского дома. В нем не было ни света, ни жизни.