Я подумал, что это замечательно. У меня не было угла, который я мог бы назвать своим, за исключением крошечной спальни на чердаке — ее обустроил для меня отец. Но чем бы я там ни занимался, это было слышно всему дому. Поэтому я проводил б
— Тут здорово!
— Ты когда-нибудь смотрел про ковбоев по телевизору?
— Конечно, — ответил я небрежно. Я видел что-то под названием «Элиас Смит и Джонс», но уследить за сюжетом мне было не так уж легко.
— Вот и хорошо. Тогда будем играть в ковбоев и индейцев.
Сначала я подумал, что Маршели имеет в виду какую-то настольную игру. Но она объяснила, что я буду ковбоем, попавшим в плен к индейцам, а она — индейской принцессой, которая в меня влюбилась и поможет мне сбежать. Это не было похоже на те игры, в которые мы обычно играли с Артэром, так что я не испытывал особого энтузиазма. Впрочем, Маршели уже все обдумала и, взяв дело в свои руки, не оставила мне времени для возражений.
— Садись здесь, — она отвела меня в угол и усадила спиной к тюкам. На минуту отвернувшись, она достала что-то из тайника в сене и вернулась обратно, держа в руках моток веревки и большой красный платок. — Сейчас я тебя свяжу.
Мне эта идея не понравилась, и я стал подниматься:
— Мне кажется, это не лучшая мысль.
Но Маршели с неожиданной твердостью толкнула меня назад:
— Так надо! Ты должен быть связан, чтобы я могла прийти и освободить тебя. Но ты же не сможешь сам себя связать, правда?
— Думаю, да, — очень неохотно, но я все же признал это.
Маршели связала мне руки за спиной, а потом обернула меня веревкой и ею же связала лодыжки, так что мои колени оказались поджаты к подбородку. Я чувствовал себя спеленатым и беспомощным. Девочка отступила, чтобы взглянуть на свою работу, и удовлетворенно вздохнула. Я начал серьезно сомневаться в том, насколько разумно было вообще приходить сюда. Но худшее было впереди: Маршели наклонилась и начала завязывать мне глаза красным платком.
— Эй, что ты делаешь? — я тряхнул головой, пытаясь ее остановить.
— Не дергайся, глупый. Ты не должен ничего видеть: индейцы всегда завязывают пленникам глаза. И вообще, если ты увидишь, что это я пришла, то можешь выдать нас.
К этому моменту у меня появились серьезные опасения насчет умственного здоровья Маршели, и я начал паниковать:
— Выдать? Кому? — я оглядел пространство между тюками. — Тут же никого нет.
— Конечно, есть. Только они сейчас спят. Именно поэтому я могу прокрасться сюда в темноте и освободить тебя. А сейчас сиди смирно, пока я не завяжу тебе глаза.
Позволив связать себя, я едва ли я мог ей сопротивляться, так что я громко вздохнул и с ложным смирением покорился. Маршели снова наклонилась, закрыла мне глаза платком и завязала его концы у меня на затылке. Мир почернел, и только по краям повязки просачивался свет, окрашивая все красным.
— Отлично, теперь только ничего не говори, — прошептала Маршели, и я услышал удаляющиеся шаги в шелесте сена. А потом наступила тишина. Она длилась так долго, что я испугался, уж не решила ли девочка оставить меня тут, связанного и слепого. По крайней мере, она не засунула кляп мне в рот.
— Что происходит?
Раздавшийся голос звучал гораздо ближе, чем я предполагал:
— Ш-ш-ш! Они тебя услышат, — это был даже не шепот, а дыхание.
— Кто?
— Индейцы.
Я вздохнул и стал ждать. Ноги начали затекать, а я не мог их распрямить. Тогда я поерзал, чтобы как-то сменить позу, и зашелестел сеном.
— Ш-ш-ш! — снова раздался голос Маршели.
Теперь я слышал ее шаги — она ходила вокруг меня по тайной соломенной комнате. А потом снова стало тихо. Вдруг я почувствовал ее жаркое дыхание на своем лице и едва не подпрыгнул от испуга. Я и не думал, что она так близко. От нее все еще пахло лимонадом. Мягкие влажные губы легли на мои, так что я даже почувствовал лимонадным вкус. Но я был так испуган, что резко отдернул голову назад и ударился о тюк сена за спиной. Услышав хихиканье Маршели, я закричал:
— Прекрати! Развяжи меня сейчас же!
Но она все продолжала хихикать.
— Маршели! Я серьезно. Развяжи меня. Развяжи! — я был готов заплакать.
Откуда-то снизу раздался голос:
— Эй! У вас там все нормально? — это была мать Маршели.
Голос Маршели громом отдавался в моих ушах, когда она откликнулась:
— Все хорошо, мам. Мы просто играем.
И она начала быстро меня развязывать. Как только она освободила мои руки, я сорвал с себя повязку и с трудом встал на ноги, стараясь хоть как-то восстановить собственное достоинство.
— Спуститесь-ка на минутку, — позвала мать Маршели.
— Хорошо, — отозвалась девочка. Она опустилась на сено, чтобы развязать веревку на моих ногах. — Уже идем.
Я вытер рот тыльной стороной ладони и сердито взглянул на Маршели. Она же только мило улыбнулась в ответ:
— Было весело, правда? Жалко только, что индейцы проснулись.
И она нырнула вниз, ловко спускаясь, туда, где ждала ее мать. Я стряхнул сухие травинки с волос и последовал за ней.
По выражению лица матери Маршели я моментально понял — что-то не так. Она казалась немного взволнованной:
— По-моему, я вас случайно выдала. — В ее темно-карих глазах читалось сожаление.