Скала

— Вот именно. Конечно, все ребята в классе начали ее дразнить. «Очкарик», «четыре глаза» и все в таком роде. Дети бывают такими безжалостными, — Фин перестал улыбаться, — и я был не лучше прочих. Я стал стыдиться ее общества — избегал ее на площадке, перестал провожать домой. Она так огорчалась, бедняжка! Твоя мама была очень милой девочкой. И очень уверенной в себе. Многие мальчики в классе мне завидовали, но все это прекратилось, когда она стала носить очки. — Бедная Маршели пережила настоящий ад. И Фин был так жесток с ней! — Дети даже не догадываются, сколько боли могут причинить.

— И все? Вы просто перестали дружить?

— Ну, в общем, да. Твоя мама какое-то время ходила за мной, но если я видел ее на площадке, я сразу заговаривал с кем-нибудь или шел играть в футбол. Из ворот школы я выходил раньше нее, чтобы не пришлось вместе идти по дороге. Иногда на уроке я поворачивался и видел, как она сидит и смотрит на меня большими жалобными глазами, положив очки на парту. Но я делал вид, что я этого не замечаю… О боже! — он вдруг вспомнил то, о чем не думал почти тридцать лет. — Был еще тот случай в церкви…

Вернувшиеся воспоминания оказались очень живыми.

— Да? — Фионлах был заинтригован. — Что за случай в церкви?

— Боже мой… — Фин покачал головой и виновато улыбнулся. — Правда, Бог вряд ли имел к этому отношение.

Начался прилив, и им пришлось отойти в глубь пляжа, чтобы не замочить ноги.

— Тогда мои родители еще были живы, и каждое воскресенье я ходил в церковь. Дважды. Я всегда брал с собой пачку конфет — «Поло Фрутс» или еще каких-нибудь. Это была игра, спасение от скуки — смогу ли я вытащить конфету из пачки и положить в рот так, чтобы никто не заметил? А съесть ее смогу? Наверное, если я съедал целую пачку так, чтобы никто меня на этом не поймал, это была моя маленькая тайная победа над религиозным гнетом. Хотя, конечно, в те времена я так об этом не думал.

Фионлах ухмыльнулся:

— Вряд ли это было хорошо для зубов.

— Конечно, не было, — Фин провел языком по пломбам. — Я уверен, священник знал, что я хулиганю, просто не мог меня поймать. Иногда он пригвождал меня к месту суровым взглядом, и я едва не давился слюной, которая собиралась во рту, а сглотнуть ее решался, только когда он отводил глаза. И вот в одно такое воскресенье я пытался сунуть в рот конфету за молитвой. Ее обычно читают старейшины, хором. И я уронил всю пачку на пол. А он был деревянный! Пачка с громким стуком выкатилась в проход. Конечно, это услышали все, в том числе те, кто сидел наверху в галерее, а в те времена народу там было полно. И все открыли глаза. Вся церковь, включая старейшин и священника, видела, что на полу лежит пачка «Поло Фрутс». Молитву прервали на полуслове, в воздухе как будто повис огромный вопросительный знак. Такой длинной паузы я в жизни не помню! Я понял, что не смогу вернуть себе конфеты, не признавшись в том, что это я их уронил. И тут со скамьи на другой стороне прохода вскочила маленькая девочка и схватила пачку.

— Это была моя мама?

— Да. Малышка Маршели подняла конфеты под взглядами всего прихода, чтобы уберечь меня от наказания. Она понимала, что нагоняя ей не избежать. Минут через десять я поймал ее взгляд. Ее огромные глаза смотрели на меня через эти ужасные линзы — искали благодарности, признательности за то, что она для меня сделала. Но я был страшно рад, что спасся от головомойки, и быстро отвел взгляд. Не хотел, чтобы нас хоть что-то связывало.

— Каков наглец! — Фионлах смотрел на Фина, не зная, смеяться или негодовать. Тот ответил серьезно:

— Ну да, я был наглецом. Сейчас мне стыдно, но отрицать это бесполезно. Я не могу вернуться в прошлое и что-то изменить. Все было так, как было.

Внезапно, к своему великому стыду, Фин почувствовал, что мир перед глазами расплывается. Он быстро отвернулся и уставился на бухту, яростно смаргивая непрошеные слезы. Вскоре он смог продолжить:

— Следующие четыре года я в основном не замечал твою маму, — он как будто вернулся в детство, которое почти забыл: — Я даже и не помнил, что между нами что-то было. А потом, в конце последнего класса начальной школы, устроили бал. Я пригласил на него девочку по имени Айрин Дэвис, она жила в доме у маяка. В том возрасте я не слишком интересовался девочками, но пригласить кого-то было надо, и я пригласил Айрин. Мне даже в голову не приходило позвать твою маму, пока я не получил от нее письмо. Оно пришло по почте за несколько дней до бала, — Фин хорошо помнил большие и какие-то грустные буквы, темно-синие чернила на голубой бумаге. — Она не могла понять, почему я пригласил Айрин вместо нее. Говорила, что еще не поздно передумать и пойти на бал с ней, и предлагала, чтобы Айрин пригласил твой отец. Она подписала письмо: «Девочка с фермы». Но естественно, было уже поздно. Я не мог отказать Айрин, даже если бы хотел. В конце концов на бал с твоей мамой пошел твой отец.

Они дошли до конца пляжа и стояли почти в тени того самого эллинга, где был убит Ангел Макритчи.