Скалаки

Все это произошло в одно мгновенье. Крепостные не спешили прийти на помощь надсмотрщику. «Пусть всыплет ему как следует»,—желал в душе каждый из них, и, пересмеиваясь, они спокойно смотрели на разыгравшуюся сцену. Мушкетер безуспешно пытался освободиться, напрасно ругался и звал на помощь людей, требуя, чтобы они схватили этого негодяя; никто и пальцем не шевельнул. «Пусть на себе испытает, а то привык раздавать удары направо-налево».

Вдруг под горой раздался топот, и вскоре показался всадник. Это был плговский эконом, бывший княжеский камердинер. В это время Иржик бросил свое дело и оглянулся: прямо над собой он увидел мрачное лицо княжеского камердинера. Взоры их встретились. Мушкетер вскочил на ноги и в нескольких словах рассказал, как все произошло. Не слезая с коня, эконом излил на крестьян поток ругательств и проклятий.

— Связать и в тюрьму! В холодной живо присмиреет.

— Да он не в своем уме,—отважился заметить старый крестьянин.

— А, не в своем уме! Но мы знаем, что у этого негодяя на уме, он здорово умеет притворяться! Марш в замок!

Мушкетер подступил к Иржику, а тут появился и кладовщик из поместья. Схватив парня, они повели его в замок. Люди с сочувствием глядели вслед удалявшемуся певцу.

Вечером, когда крепостные расходились, многие просили старого крестьянина прочитать им крестьянский «Отче наш».

— Вот это песня так песня. В ней все есть.

— А как он пел…

— О цепах, говорят, он от себя добавил.

— Вот так безумный!

— А говорил-то правду.

— Конечно, да как быть? Помощи ждать неоткуда.

— Видно, здорово ему насолил.

— Жаль, что эконом так скоро приехал!

— Хорошо, если бы и тому наподдал.

— Да, прежний был негодяем, а этот и вовсе злодей.

— Хуже, чем злодей… Так говорил народ.

Слух о происшествии разнесся по всей округе. Иржика всюду считали героем. Избив мушкетера, он сделал то, чего хотели все. Вот почему так много говорили о случившемся.

— Всем бы следовало так поступать.

— Да ведь не все помешанные!

— На этот раз он поступил разумно.

— В замке не верят, что он сумасшедший.

— Да, то, что он сделал, вполне разумно. Бедняга! Иржик завоевал всеобщую симпатию.

Молодого Скалака посадили в холодную, а потом привели в канцелярию, где учинили дознание. Несмотря на каверзные вопросы, от него ничего так и не могли добиться. Снова его бросили в кутузку и решили прибегнуть к пыткам. Много пришлось претерпеть Иржику: три дня его морили голодом, пытали, но он только молчал да усмехался. По временам он все же произносил какие-то странные слова или напевал что-то непонятное.

— Что с ним делать? —спрашивал главного управляющего плговский эконом.

— Отпустить. Не думаю, чтобы он мог так притворяться. У него, видно, не все дома.

— Он хитрец. А не посоветоваться ли нам с доктором?

Вызвали ученого доктора Силезиуса. Он нацепил на красный нос очки и приступил к осмотру. Беспрестанно мотая головой, так что косичка его парика подпрыгивала, доктор пробормотал ученые латинские фразы: «Ното уезапиз, зей поп ГипЬипйиз, то есть тихое помешательство, поп репсШозш»\— и важно поглядел на одобрительно кивнувшего головой управляющего и на молчавшего эконома.

Иржика отпустили. Ему отдали его любимые цимбалы, и он, не медля, ушел из Находского замка. Но как измучили молодого Скалака за эту неделю! Лицо его болезненно побледнело, глаза лихорадочно блестели. Медленным шагом, бредя полевыми дорожками, он направился к Матерницкой пуще.

1 Неопасно (лат.).

ГЛАВА ПЯТАЯ

В МАТЕРНИЦКОЙ ПУЩЕ

Прошло три недели, а Балтазар Уждян не возвращался. Лидушка часто поглядывала на дорогу, но тщетно. В отличие от ненастных прошлых лет в этом году стояла хорошая погода. Небо было ясное, в чистом воздухе раздавалось пение жаворонков. Люди с радостью смотрели на поля, где колыхались богатые хлеба, обещая обильный урожай.

Но Лидушку не радовали цветы на полях. Часто она забиралась в ольшаник и там в одиночестве плакала. В округе рассказывали, как обращаются с Иржиком в замке. Девушка была не в силах помочь ему и не знала, что делать. Вскоре она услышала, что его отпустили.

«Совсем замучили»,—передавалось из уст в уста. Многие звали парня к себе, но Скалак торопился куда-то и исчез в лесу. «Точно загнанный зверь,—добавляли рассказчики.—Теперь и не появится среди людей, будет их бояться».

«Молчи, девушка, когда вернусь, тогда, верно, больше смогу рассказать тебе об Иржике»,—не раз вспоминались Лидушке слова «дяди», сказанные им перед уходом.

«Он не похож на сумасшедшего»,—услыхала однажды Лидушка, возвращаясь домой из церкви.

Иржик действительно ушел. А вернее сказать, прокрался густым, темным лесом, словно затравленный и раненый зверь к себе в нору —в ту лачугу, где так долго скрывалась семья Скалаков. Он был в Матерницкой пуще. Перенесенные мучения и необычайное душевное напряжение надломили его силы.