Скалистые Горы

— Подойди ко мне, — сказала она, остановившись, и сбросила в снег длинную пушистую накидку из сшитых лисьих шкур. — Послушай меня, Большое Крыло. Отец никогда не согласится отдать меня кому-либо. Твоя сегодняшняя бедность тут ни при чём. Я скажу тебе в чём дело, потому что я знаю то, что не ведают простые люди. Мой отец считает меня своей женой. В его сердце сидит заноза, от которой он не в силах избавиться. Я — точная копия моей матери и ношу её имя. Это совершенно спутало его рассудок. Он не может и никогда не сможет освободиться от мысли, что я — его умершая жена. Но что-то внутри всё же удерживает его и не позволяет укрыться со мной общим покрывалом и познать моё тело. Что-то подсказывает ему, что это приведёт его к гибели. Он никогда не называет меня дочерью, потому что верит, что я его дочь, а не жена. Он ни за какие дары не разлучится со мной. Меня можно только украсть. Или же его придётся убить…

Лесное Лекарство прижалась к Молчуну, тесно обхватив руками его талию, и мужчина почувствовал, как по нему стал разливаться огонь. Стоявший вокруг трескучий мороз отступил, будто рассеявшись от пылающих языков костра. Сам воздух, казалось, стал заметно светлее.

Девушка выскользнула из рук Молчуна, опустилась на колени и подняла шуршащий кожаный подол платья. Напряжённые мышцы ног рельефно прорисовались в мутном свете, лоснившаяся бронзовая кожа словно резанула по глазам, ослепительно выступив из глубины пространства. Та влекущая неведомая сила, скрывавшаяся внутри Лесного Лекарства всего несколько минут назад, теперь вырвалась из её существа и ударила в Молчуна, поразив по всему телу бесконечным множеством острых лезвий. Он упал на лисий мех и притянул сильными руками обнажённые ляжки индеанки. Она послушно открылась ему, и женское естество приняло могучую мужскую плоть. Молчун погрузился в неё, силясь целиком перелиться в неё и раствориться в ней, чтобы перестать чувствовать себя и остаться в ней навсегда.

И вдруг Молчун увидел, что он один. Он словно очнулся после забытья, обнаружив себя в утрамбованной снежной яме. Рядом никого не было. Он поспешно поднялся, чувствуя заметную дрожь в теле, и побрёл к жилью Сидящего Волка.

Перед входом в палатку он оторопело остановился: под ногами он различил собственные следы, оставленные, когда он выходил, отпечатков же ног Лесного Лекарства на снегу не было.

***

Молчун познакомился с Вороньим Племенем десять лет назад, когда весной 1822 года с тремя вольными трапперами и пятью навьюченными лошадьми пробирался вверх по левому берегу Жирной Травы. У подножия горной гряды под названием Большие Рога они обнаружили признаки индейской деревни. Вскоре к ним навстречу выехало пять удивительно ярких мужчин на чёрных лоснящихся лошадках. Они были облачены в мягкие рубахи из выделанной добела кожи. Их тщательно расчёсанные и смазанные жиром волосы тяжёлыми смолянистыми струями спускались по спине и плечам до самых колен. Сжимая в руках копья и боевые дубинки, всадники окружили белых людей, глядя на них с высокомерием и вместе с тем с любопытством. Через несколько минут Вороны сопроводили пришельцев в большой лагерь на пологом берегу живописного ручейка. Все обитатели стойбища немедленно собрались вокруг трапперов, снуя шумными стайками, не останавливаясь ни на мгновение, размахивая руками. Едва белые люди спешились, к ним подошли вплотную, с нескрываемым интересом разглядывая их наряды и амуницию. То и дело кто-нибудь из дикарей начинал бесцеремонно теребить коричневой рукой какую-нибудь деталь туалета пришельцев. Особенно притягивали индейцев пистолеты и ружья незваных гостей.

Один из юношей в живописном наряде и с надменным выражением лица внезапно взялся за длинное охотничье ружьё Молчуна, что-то громко объясняя соплеменникам, и властно потянул оружие к себе. Траппер очень гордился этим французским ружьём с пистонным замком и подвижным магазином. На широком деревянном прикладе красовалась затейливые узоры.

— Нет, нет, дружок, — отрицательно покачал лохматой головой Молчун, — эту штуковину я просто так не отдам никому.

Но дикарь продолжал настойчиво тянуть оружие на себя. Крутившаяся в его ногах грязная пятнистая собака, брызжа слюной, подняла громкий лай. Тогда Марсель-Молчун внезапно разжал пальцы, и индеец, продолжая рвать на себя ружьё, от неожиданности упал на спину. Траппер проворно выхватил из-за сыромятного ремня два длинноствольных пистолета, направил один из них на лаявшую собаку и немедленно спустил курок. Громкий выстрел заставил всех собравшихся вздрогнуть. Лохматая псина ткнулась окровавленной мордой в траву без единого звука. Сию же секунду Молчун толкнул вторым пистолетом в грудь индейца, растянувшегося перед ним на спине и прижимавшего к себе ружьё.