Скалистые Горы

— Мы должны уехать немедленно, — повторил он шёпотом по-английски.

— Я уеду с тобой, но теперь я не представляю, что произойдёт. Отец не желает идти уготовленной ему дорогой, и это означает беду. Но я уеду с тобой, — едва слышно ответила Лесное Лекарство на родном диалекте.

— Как это ты меня поняла? — спохватился вдруг Молчун и увидел подошедшего Джона Брауна.

— Вы так славно беседуете, не понимая друг друга, — сказал Джон с улыбкой на лице. — Разве она понимает английский… то есть американский?

— Нет, потому у меня и челюсть отвалилась, — растерялся Марсель.

— Сейчас вы должны оставить это место, потому что племя приступает к важному делу, которого вам, чужеземцам, не понять, — взмахнула руками Лесное Лекарство, отгоняя белых людей.

В течение двух дней индейцы расчищали луговину, собирали хворост и складывали его в кучи в четырёх точках, как бы очерчивая ими углы квадрата на поляне. Под вечер второго дня возле собранного топлива собрались шаманы и развели огонь. Под беспрестанные удары барабанов дикари принялись растаскивать горящие головни по полю, то и дело переворачивая их, чтобы древесина сгорела дотла. После этого пепел был тщательно перемешан с взрыхлённой землёй.

— Я слышал, что в давние времена они устраивали состязание между семейными парами, соревнуясь в прыткости, — сказал Марсель Джону, — кто первый приносил к намеченному костру символическую связку хвороста, тот получал подарки. Но тут была одна особенность. Как мужчина, так и женщина должны были пользоваться славой верного семьянина. Постепенно это состязание сошло на нет, так как распутство среди Абсароков дошло до беспредела. Индейцы знают, что не имеют права лгать перед лицом Великого Духа, поэтому, чтобы не выставлять себя в дурном свете, просто отказались от этого этапа праздника…12

Люди стали расходиться, продолжая голосить песни, но десятка два человек приступили к установлению большого шатра, сложенного из покрышек пятнадцати палаток.

На рассвете перед столпившимися в шатре соплеменниками предстал Сидящий Волк в окружении старых Сеятелей Табака. Его лицо было покрыто белой краской, а глаза обведены чёрными кругами. Ноги индейца от самых бёдер и до пальцев ног тоже были выкрашены в белое. На голове, на шее и на запястьях висели сплетённые из шалфея венки. Под оглушительный свист костяных свистков и шум трещоток, шаманы обошли Волка по кругу, затем выстроились перед ним, потрясая каждый своими связками священных предметов. У каждого из них висела на поясе одна или пара сумок, сделанных из каких-нибудь животных и полностью воспроизводивших их формы, из-за чего казалось, что в расшитые пёстрыми узорами одежды вгрызлись зверьки.

Один из стариков выступил вперёд и запел тяжёлым хриплым басом.

— Этот дед будет передавать Волку свою волшебную силу, — пояснил Молчун Джону.

— Зачем её передавать?

— Вороны верят, что с Силой может общаться лишь ограниченный круг людей, поэтому нового Сеятеля Табака могут принять в шаманское общество только в том случае, если кто-то из стариков согласится отдать свою силу и покинуть Палатку Сеятелей… Это величайшая честь…

Тем временем седовласый индеец, шагнувший к Сидящему Волку, поднял к своему морщинистому лицу древний костяной нож, рукоятка которого представляла собой большую орлиную ногу со скрюченными когтистыми пальцами. Едва старик занёс нож, заколотили все барабаны, собранные под навесом шатра, воздух затрясся от грохота. Шаман вложил свободной рукой табачный лист в рот Сидящему Волку и потряс ножом перед его глазами. Костлявыми коричневыми пальцами старик размял грудные мышцы Волка и несколько раз подряд ударил по ним орлиными когтями, которые с удивительной лёгкостью разорвали кожу и пустили алую кровь. Брызги упали на белые ноги и расплылись крупными пятнами. Лицо Сидящего Волка напряглось, и это было видно даже под толстым слоем белой краски. Шаман ударил сильнее, и орлиные когти вонзились в плоть посвящаемого так глубоко, что нож остался висеть на груди. Сеятели Табака запели хором. Сидящий Волк громко затянул свою песню.

— Сколько же его будут терзать подобным образом? — выдохнул Джон Браун, морщась.

— Сейчас, я думаю, резать начнут или жечь, — ответил Марсель.

И действительно, шаман сделал глубокие надрезы вокруг каждого соска Сидящего Волка и принялся приплясывать, обходя свою жертву со всех сторон. То и дело его длинная худая рука оттягивала где-нибудь кожу на теле Волка, и другая мгновенно отсекала страшным ножом маленький кусочек. Каждый окровавленный клочок старик передавал второму шаману, и тот прятал их в белый кожаный мешочек.