Скальпель и автомат

У него нет лица человека, он без сердца в лохматой груди,
Это варвар двадцатого века, ты его никогда не щади!
Это он поджигал твою хату, наповал мать-старушку убил,
Это он пятилетнего брата на пороге в упор застрелил!
Ему мало раздеть на дороге старика иль малютку в мороз,
Он не слышит проклятий народных и не видит ни крови, ни слез!..

Раненые читали, вспоминали о замученных семьях, все виденные зверства. И закипали местью!

13 сентября приняли в члены ВКП(б). Радость! Идут упорные бои. 5 октября контратака. Наши войска отошли на 3 километра. Целый день и ночь трясет артобстрел, идут тяжелые танки. Отбили прежние позиции. Раненые поступают возбужденные. Работы много.

3 декабря именины Зины Сусловой, это новый начальник аптеки, полная цветущая блондинка. Приглашала. Обещала накормить пельменями по-сибирски. Но у меня работы полно, эвакуируем раненых в тыл, раненые закутаны, подбинтованы.

— До свидания, сестрица! Хорошо у вас было, и в перевязочной такие хорошие все, и кормежка вкусная! Везде бы так!

— Счастливого пути, дорогие!

Раненых осталось немного, только самые тяжелые. Постепенно отгружаем.

А с 7 декабря в госпитале открыты высшие курсы полковников. 10 декабря дежурная по части.

28 декабря развернулись в Заторах. Конец старому году. Что-то нас ждет еще? Кто останется в живых? Под аккордеон танцуем у большой наряженной елки. Раненые — кто может — тоже пришли встретить Новый год. Вот и Евгений Жадан. Жаль, что он хромает, нельзя танцевать…

Глава XIV Мы пришли в Берлин

14 января 1945 года началось наступление на нашем участке. Грохот орудий колышет стены домов, стекла со звоном лопаются и летят вниз. Как группа медусиления работаю в госпитале, где начальном Барков. Назначили в перевязочную в ночную смену. Много поработали врачи, залатывая тела наших героев, истекающих кровью, отдающих жизнь за свободу.

Под самое утро привезли раненого в живот. Воспаление брюшины уже началось. Обескровленный, с высокой температурой, он все время просит пить. «Пить нельзя!» «Меня уже поили! Сестрица, я буду жить? Дети у меня, постарайтесь!» Смотрю карту. Врачи обработали, промыли кишки, вытащили осколки, заштопали в нескольких местах порванные кишки и уложили обратно. Я вижу, что надежды очень мало. Положили на носилках в последнюю палату у двери. Я села рядом, а он все просит пить. Кладу на голову мокрое полотенце, протираю сероватое лицо с седыми бровями. Наркоз проходит. Открыл большие глаза, голубые. Не поймет, где он. «Дочка, пить!» «Это я, сестра. Пить пока нельзя. Вам доктор операцию сделал, потерпите!» «Сестра! Умираю я! Спасите Христа ради, семеро детей, один другого меньше. Что баба одна с ними сделает, кто им хлеба даст? Спасите, век не забуду! Пить! Пить!..» Раненые повернулись к нему, уговаривают, а он все протяжнее и громче молит о спасении, хватает меня за руки. Не могу больше смотреть на него. Пошла к врачу. Врач, проверив и дав назначение, ушла. Болеутоляющий укол и кусочки льда глотать, но в глазах был приговор. Проглотив кусочек льда, он закрывал глаза и умолкал, но тут же опять начинал беспокойно шевелиться и кричать. Опять кусочек льда… Рассвело. Раненый все мечется, стонет, лицо заострилось, глаза слезно блестят. Меня сменила пожилая сестра, начинался хлопотливый день. Мне разрешили спать два часа. Но тут пришла врач — II группы кровь нужна. Взяли у меня. Голова кружится. Стакан горячего кипятка, и я сплю.

17 января уже в Насельске. Назначили в эвакоотделение. Работа легкая. Порожние машины идут мимо госпиталя. В любое время, когда требуется машина, иду на центральную улицу и заворачиваю нужное количество машин к отделению. Сестры и санитары быстро грузят раненых. Уже полторы тысячи раненых обработали и эвакуировали. Поток кончился. Перевели старшей сестрой в госпитальное отделение, где лежат 48 тяжелых раненых. Требуются только хороший уход и выполнение назначений врача. 2 февраля ленинградский госпиталь принял раненых.

9 февраля как группа усиления с санитаром — в госпитале № 2192 (начальник Попов). Работы много.