Скандал

Поэтому Диана провела лето в Саратоге, посещая местные балы с тетушкой Эдит. Так что, учитывая уровень ее подготовки, нельзя было осуждать девушку за небольшие промахи.

– Уверена, тебе жаль покидать подруг, – произнесла миссис Холланд, уводя дочь из гостиной в танцевальную залу. Белоснежный атласный лиф костюма пастушки выгодно подчеркивал природную прелесть Элизабет, которая казалась еще выше рядом с матерью, облаченной, как и полагалось вдове, во все черное. Эдвард Холланд покинул этот бренный мир в конце прошлой зимы, так что его вдова должна была носить траур еще, по меньшей мере, год.

– Дорогая, кажется, сегодня ты затмила всех на этом балу.

Нежное лицо Элизабет действительно привлекало к себе взоры прозрачной алебастровой кожей, правильным овалом лица с чуть заостренным подбородком, пухлыми чувственными губами… Она попыталась изобразить на своем личике благодарную улыбку, хотя голос матери ее встревожил. В нем отчетливо слышались новые, настойчивые металлические нотки. Учитывая несгибаемый характер миссис Холланд, для ее дочери это не предвещало ничего хорошего. И этот металл в голосе матери Элизабет заметила сразу же, едва сойдя на берег. Она отсутствовала целых девять месяцев, уехав сразу после похорон отца, чтобы отвлечься от горя утраты. Всю весну и лето она прожила в Париже, слушая остроты волочившихся за ней месью и проводя время в салонах модной одежды в престижных кварталах Парижа.

– Мама, я сегодня уже много танцевала, – робко заметила она.

– Возможно. Но ты же знаешь, как я буду счастлива, если один из партнеров попросит твоей руки.

Элизабет смехом попыталась скрыть тревогу, вызванную ответом матери.

– Что ты говоришь, я еще так молода! Пройдет не один год, прежде чем мне начнут делать предложения.

– О нет! – Миссис Холланд цепким взглядом обшаривала роскошную залу со стеклянным куполом, фресками на стенах, зеркалами в позолоченных рамах, окруженную меньшими, но столь же великолепными боковыми комнатами. Вдоль стен были расставлены пальмы в горшках, которые служили своеобразной защитой особо пугливых дам от неистовых танцоров, скользивших по мраморной мозаике пола. На каждого гостя здесь приходилось по меньшей мере два-три слуги, и это казалось излишеством даже такой изысканной девушке, как Элизабет.

– Время – единственное, чего у нас нет, – подытожила миссис Холланд.

Элизабет нервно поежилась, но не успела спросить у матери, что именно та имела в виду, так как они вошли под своды залы. Здесь кружились в танце их друзья и знакомые, приветственно кивая роскошно одетым парам, плывущим под звуки музыки.

Все эти люди принадлежали к высшему обществу, к кругу Холландов. Почти четыреста человек, позабыв обо всем на свете, самозабвенно веселились и танцевали, словно сегодняшний бал был последним в их жизни. Похоже, они не задумывались о дне завтрашнем. И в самом деле. Следующий день, скорее всего, пройдет незамеченным, ведь они будут безмятежно и сладко спать под балдахинами из шелка, пробуждаясь лишь для того, чтобы принять кувшин с ледяной водой и отослать служанку. Конечно, надо бы посетить церковь, но после столь роскошного и блистательного вечера верующих на службе будет немного. Основное призвание этого праздного общества – развлекать и развлекаться, а в перерывах между интригами и балами вкладывать свои невообразимые богатства в новые, все более и более доходные предприятия.

– Последним твоей руки просил Персиваль Коддингтон, – напомнила миссис Холланд Элизабет, подведя дочь к гигантской колонне из розового мрамора. В зале таких колонн было несколько, и Элизабет казалось, что они призваны не столько поддерживать потолок, сколько производить впечатление на гостей. Создавалось ощущение, что в своем новом доме семья Хейз стремилась наполнить величием любую архитектурную мелочь. – Как тебе известно, мистер Коддингтон прошлым летом унаследовал все состояние своего отца, – продолжила мать.

Элизабет горестно вздохнула. Греющие ее мысли о юноше, который никак не мог появиться в тот вечер на костюмированном балу у Хейзов, не в состоянии были скрасить перспективу танца с Персивалем Коддингтоном. Элизабет знала Персиваля давно, еще с детских лет. Мальчик тогда был жесток и нелюдим, частенько мучил домашних животных, а вырос в молодого человека с нечистой кожей и одышкой, простывшего фанатичным коллекционером антропологических находок, хотя сам был настолько слаб желудком, что не смог бы даже взойти на борт исследовательского судна.

– Прекрати, – проворчала мать. Элизабет опустила ресницы. Вряд ли она хоть чем-то выдала свои чувства. – Ты бы не посмела так капризничать, будь здесь отец!

Упоминание о мистере Холланде наполнило глаза Элизабет слезами, и она не посмела перечить матери.

– Простите меня, – ответила девушка, пытаясь говорить спокойно. От подступающих слез у нее запершило в горле, но она сумела сдержаться, – Просто любопытно, сможет ли мистер Коддингтон меня вспомнить. Меня ведь так долго не было здесь.

Миссис Холланд фыркнула, когда мимо прошли сестры Ветмор, на три года старше Элизабет.